Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 185
— Может, воды дать?
— Нет, не надо… Иди! Только знаешь что еще… — Мака как-то заволновался. — Мама там одна. Не хочу, чтобы она что-то узнала. Может, ты отнес бы ей завтра бульон, курицу, сыр, мед, и сказал бы, что я в командировке, несколько дней.
— Да, конечно, о чем речь. Скажи, где она, в какой больнице.
Да тут она, в этой же больнице. — Мака указал пальцем на окно. — Только в другом корпусе, где раковые больные. Натела Макашвили, женское отделение, онкология, палата шесть.
— Все сделаю. Потом пойду домой делать опись, в двух экземплярах.
— Спасибо, Гела. А браслет я сам потом Нане подарю, если только она захочет меня видеть… такого…
— Какого?
— В шрамах.
— Ерунда! Шарм шрама, как говорит боров. Ничего не останется. Все лазером снять можно. Об этом не думай.
Когда Пилия начал спускаться по лестнице, он знал, что ни одно кольцо и ни одна цепочка не пройдут мимо описи, не будут утаены, как не прошла ни одна копейка из баночных денег, которые они пересчитывали той счастливой ночью, после которой он решил быть честным и чистым во всем (если, конечно, это будет в его силах).
И опять стали вспоминаться слова майора, что скоро менты и мафия будут в одном лице — в лице ментов. И народу легче один раз платить, чем два. И жизнь станет спокойная: хочешь кайфа — купи у нас, а не у Чарлика в подворотне. И бабы все будут под контролем: ни грязного сифона, ни рваного гондона, за все отвечаем. Приедут, отсосут, уедут. О вине, ресторанах и прочих мелочах и говорить не стоит. Все должно быть в одних руках. Если этот плешивый мудак Горбач разрушил, что наши отцы и деды по крупицам собирали и огнем и мечом добывали, то надо держаться крепко за то, что осталось. Если не мы — то кто?
Раньше Пилия понимал, кто это «мы». Но сейчас у него наступило затмение: он — это «мы»? Или он — это уже «они», баранта, которую будут стричь, варить и жарить, по словам майора? И что вообще будет, когда придется сдать табельное оружие и удостоверение? Как жить?
«Это будто сорвали с тебя одежду и заставляют бегать голым», — представил он. Ну что ж… Другие грешники в пустыню уходили спасаться, а тебя в пустыню никто не гонит. Будем ларьками управлять, на море ездить, на пляже лежать, как Кукусик мечтал. А что еще надо? И дни считать, конечно. Вольному — воля, спасенному — Рай. Главное, чтоб другим не делать того, чего для себя не желаешь. А еще лучше жить, вообще никого не касаясь, сам себе, в сторонке, посторонним, иметь свою копейку, свою шубейку и сидеть на солнышке тихо, для себя… Конечно, семью надо обеспечивать, поднять на ноги детей. На это деньги найдутся. Вон они, в портфеле сложены. Кто же, кроме Бога, мог послать их?.. Так просто ничего не происходит. Значит, надо слушать указания Верховного Чина… И пусть этот боров будет начальником милиции в Глдани, пусть вся ментура в тартарары провалится!.. Пилия с Макой организует какое-нибудь хорошее, чистое дело, людям нужное…
Теперь надо на базар. Курочка должна быть не беленькая, а желтенькая от жира. Тогда из нее получается наваристый бульон. И сыра купить не забыть. Жалко, не спросил у Маки, какой сыр любит мама: соленый или пресный. Ну ничего, возьму и того, и другого. Не помешает. Да и для дома кое-чего захватить надо. Сто лет жене цветы не дарил. Вот подарю большой букет, пусть удивится… Она-то, бедная, вообще еще ничего не знает!.. Узнает. Поговорим обо всем. Я думаю, она будет только рада. Ну, а не будет — так это ее дело. Я от своего решения не отойду. А там посмотрим.
60
Во взвинченном состоянии Ладо спешил к лысому Серго, который после уговоров согласился выкрасть на пару дней у отца револьвер. Теперь, когда известно о том, что Бати сотворил с Наной, и, главное, о том, что Бати, откупившись, вышел, Ладо решил сделать все сам. Чаша души была продырявлена, из нее лилось…
В тот день Ладо на такси отвез вдребезги пьяных Шалико и Кахабера к тете и на той же машине заехал за Наной. Оставшись одни, они наскоро выпили. Он, выкурив свою последнюю крошку, полез расстегивать на ней платье — и увидел синяки, ссадины… Стал осматривать: старые, но засосы… На внутренней стороне бедер — синяки, но уже желтые, значит, проходят (он-то это знал)… На теле — царапины и даже как будто сигаретные ожоги…
— Что это? — отшатнувшись, побелел он.
Нана, заплакав, рассказала ему все, от начала до конца, без утайки.
Ладо не перебивал. Слушал, стиснув зубы, а в голове уже скакало: «Конец! Это он не ее, это он меня изнасиловал… Ну, все… Конец тебе, Бати!»
— Говорят, что его уже выпустили…
— Кто говорит?
Мне позвонили вчера… За недостатком улик… Когда Нана это узнала, то вначале обрадовалась: суды, экспертизы, допросы сразу отпадали. Но этот подонок на свободе… Нана боялась: она была уверена в его мести.
— Он и так грозил серной кислотой облить! — вспомнила она кабинет милиции, и у нее началась истерика: она протягивала руки, о чем-то прося, зубы клацали, не хватало воздуха, била дрожь.
Ладо, выйдя за водой, наткнулся на остатки еды, мух, объедки, поросячьи ребра, и его чуть не стошнило.
— Поехали отсюда! — крикнул он из кухни.
Как назло, не было такси, они торчали на обочине, оба угрюмые, пришибленные: одна изнасилована, у другого — заплевана душа и скомкана мужская гордость. Здесь уже взвешивать не приходится. И делать надо все самому. А то что выходит — он, словно в детском саду, будет бегать к Зуре жаловаться: этот меня толкнул, тот песок в глаза насыпал?.. Нет. Сам, один. И никто другой.
Наконец появился «Москвич» с красным крестом. В окошке виднелось бородатое лицо.
— Куда вам, ялла?
— В город. В Сабуртало.
— Яхши-ол. Садись! Мамуд отвезет!
По дороге тощий бородач что-то говорил о футболе, они сидели, прижавшись и молча. Бородач заметил это в зеркальце, спросил:
— Что, несчастье какое?
— Ничего хорошего.
— Эх, лишь бы здоровье было… Один умный человек сказал, что счастье — это когда нет несчастья. Пока жив — хорошо. Потом — кто знает? Харам. А если кто обидит — ему надо сердце вырвать! — вдруг взмахнул он жилистой рукой, сжав сухой кулачок.
Нана от неожиданности ойкнула, Ладо пробурчал:
— Осторожнее! На дорогу смотри, чтоб не разбились… раньше времени…
— Я смотрю, не бойся.
«Сам все сделаю!» — повторил он себе, высаживаясь из машины и освобождаясь от бородача, всю дорогу гнавшего какую-то несусветную пургу про министров, воров и гаишников.
Ладо чувствовал себя легко, как бывает, когда решение принято и нет другого пути. Если Анзор кинул его по привычке, то Бати оскорбил куда сильнее. Этого стерпеть нельзя. Сделав такое с Наной, он сделал это с ним. Женщину унизил физически, а мужчину — морально. Да, очевидно, прав Зура, что таких только огнем и мечом исправлять можно… Выжигать, как сифилис… Убирать с лица земли под землю! «Мы — судьи», — сказал Зура. Ну и Ладо теперь — судья. Судья и палач — в одном лице.
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 185
