Книга Красно-коричневый - Александр Проханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 218
– Вот уедем с тобой на север, там и поймем смысл жизни.
Она положила ему руки на плечи, притянула к себе. Поцеловала, сначала быстро и нежно, потом долго и жадно, прижимаясь к нему. Он закрыл глаза, обнимал ее среди пестрых подушек. Слышал, как упал на пол ее гребень, как звякнули о стеклянную плошку ее серебряные серьги. А когда открыл глаза, она была вся перед ним. И он, на мгновение трезвея, подумал, что все это дано ему в последний раз, и от этой мысли ему стало жарко, страшно и душно. Он снова закрыл глаза, потянулся к ней жадно.
Его поднимало на огромном медленном колесе, выносило из тенистых деревьев над вершинами, к солнцу, в пустоту, на высокой медлительной спице. И пока его возносило, он видел море, окаймленное белым прибоем, сухумскую набережную с фиолетовыми, светящимися в ночи фонарями, отплывающий белый корабль, черную утицу, ныряющую за кормой. Он видел красную узорную бабочку, что летела перед ними и усаживалась на цветущую клумбу, и белую лошадь, что шла вдоль прибоя, чмокая и хрустя мокрой галькой. Его возносило к солнцу, в пустоту, и пока его поднимало, он видел другое море, с гладким посеребренным бревном, на которое они присели, красноносик с криком падал на них с неба, у темных камней на реке качались просмоленные лодки, и одна, стуча мотором, двигалась к устью, и кто-то в синем платье махал им из лодки. Белые, как стая чаек, поплавки на белесой воде, и бурун от весла, скользкая липкая водоросль, а потом пышный грохочущий взрыв, в котором прыгают, мечут искры огромные сияющие рыбины.
Он все это видел, пока колесо, проворачиваясь, выносило его на медлительной спице из тенистых вершин. И когда он увидел солнце, то ослеп от мучительной вспышки, на мгновение умер, превратился в ничто, улетел в иное пространство и время. А потом вернулся обратно. Измятые цветные подушки. Она, его милая, не отпускает, обнимает его. Розовая хризантема в фарфоровой вазе.
Она ходила по комнате в домашнем халатике, убирала со стола. Он лежал, слушая, как звякают на кухне тарелки. И решался: «Сейчас ей скажу…»
Она вернулась в комнату, прошла мимо него, чуть коснулась рукой его волос:
– Будем чай пить… У меня есть торт…
И он опять не решался сказать, отпустил ее обратно на кухню, видя, как мелькают ее маленькие домашние тапочки, шитые серебряной нитью. «Вернется, тогда и скажу…»
Она вернулась, стала накрывать на стол. Расставила блюдца, чашки. Круглую сахарницу. Фарфоровое блюдо, на которое выложила торт.
– Ты ведь любишь такой, с мармеладом?
– Кое-что должен тебе сказать…
Она не обратила внимания. Продолжала суетиться вокруг стола, украшая его последними приготовлениями. Раскладывала чайные ложки, фарфоровые розетки.
– Кое-что должен тебе сказать, – повторил он.
– Что, милый? – она остановилась и удивленно на него посмотрела.
– Я купил билет. Через два часа поезд. Ты должна собраться и уехать.
– Какой билет?… Какой поезд?… Куда мы должны уехать?…
– Уехать должна ты одна. Это крайне важно. Когда пришел, хотел тебе сразу сказать, но не решился. Теперь говорю.
– Куца я должна уехать?… Зачем?…
– Поедешь на север. Возьмешь деньги, заплатишь задом. Все приготовишь к моему приезду. И я приеду.
Катя долго не соглашалась, но он в конце концов сумел убедить ее.
Пока она постукивала створками шкафа, собирала чемоданы, он раскрыл альбом рисунков, занес в него последние записи. Стычка на Смоленской, снайперы, концерт Ростроповича, таинственная кибернетика управления народным восстанием. Когда Катя встала перед ним, одетая, собранная и серьезная, он закрыл альбом, успев рассмотреть давнишний детский рисунок, – салют над московскими крышами.
– Я готова, – сказала она.
Он уложил в ее чемодан альбом и туда же, в глубину, сунул толстую пачку денег.
– Посидим перед дорогой, – сказал он.
Они сидели на разных местах, и ему казалось, что комната начинает остывать, как маленькая планета, невидимые духи жизни покидают ее.
– Пора, – сказал он.
Они взяли такси, подъехали к вокзалу, вошли в его гулкий, стеклянно-дымный объем. Пока он нес за ней чемоданы, она несколько раз на него оглянулась. И лицо ее было несчастным.
Перед вагоном, на липком перроне, обнимались подвыпившие солдаты. Их торопил проводник. Хлопьянов занес чемодан в купе, где сидели две пожилые женщины, разворачивали кулек с едой.
– Я очень скоро к тебе приеду, – сказал он.
– Да, – кивнула она.
– Ты баньку мне истопи, – пробовал он улыбнуться.
– Да, – сказала она.
Он поцеловал ее вслепую, в щеку, в висок, в губы и еще раз в глаза. Почувствовал, какие теплые и соленые у нее слезы. И пошел из вагона.
С вокзала он вернулся домой на Тверскую. Сидел за столом недвижно, погруженный в тишину.
Он собирался лечь спать, чтобы в сновидениях удержаться еще некоторое время в этой неподвижности, в несвязанном с реальностью забытье. На утро стряхнуть с себя сновидения и идти в Дом Советов.
Машинально включил телевизор, увидел знакомое лицо. Говорил Генсек. Он призывал народ не выходить в эти дни на улицу, не участвовать в демонстрациях и митингах, не поддаваться на провокации. Смысл его слов сводился к тому, чтобы люди, стремившиеся освободить осажденных, отказались от этого, оставались дома. Этот смысл, дошедший до Хлопьянова, показался ему чудовищным, выглядел как предательство. Лицо Генсека было изменено, в нем происходила борьба, исказившая черты. Он был похож на какой-то корнеплод или дыню. На экране, который, казалось, не выдерживал смысла слов, возникали помехи – водянистые размытые волны. Желтая, как дыня, голова Генсека плавала в желтом студне.
Он проснулся утром с острым безусловным знанием – сегодня наконец случится давно ожидаемое, грозное событие, которое завершит мучительную вереницу последних дней, перевернет ее огромным отточенным лемехом, похоронит под собой еще один период его жизни.
Он включил телевизор. В Елоховском соборе ожидалось богослужение в честь иконы Владимирской Божьей Матери. Днем в Свято-Даниловом монастыре пройдут переговоры властей и осажденных в Доме Советов. В Конституционный суд съезжаются представители губерний, чтобы мирно уладить московский спор. На Октябрьской площади собирается митинг, на котором выступят вожди оппозиции.
Он слушал диктора, его бесстрастный баритон, и уверенность, что именно сегодня случится ужасное событие, не покидала его. Это событие уже зарождалось там, на Октябрьской площади, куда начинала стекаться толпа. С этой толпой, с ее слепым яростным взрывом был связан проект Хозяина. И если не поздно и толпа еще не качнулась, не двинулась, не стала орудием лукавых управляющих сил, он, Хлопьянов сумеет ее образумить. Убережет от пролития крови.
Ознакомительная версия. Доступно 44 страниц из 218
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Красно-коричневый - Александр Проханов», после закрытия браузера.