Книга Подающая надежды - Кира Фомина

скучал один, ни в чём не нуждался, да и сама она волновалась о его состоянии. Успокоив сердце после резкого пробуждения, Ника подняла взгляд, посмотрев на мирно сопящего на кушетке вверх лицом друга, и последила за тем, как размеренно вздымалась его грудь, чтобы убедиться в комфортности его сна. Всё-таки удостаивание «чести» быть предметом волнений для другого существа ей не казалось чем-то невероятно приятным и лестным.

Да, довольно отрадно было понимать, что за неё беспокоятся и изо всех сил стараются сделать улучшить её жизнь, но осознание этого всё же лежало тяжким камнем на душе, накладывало на девушку обязательства. Ведь, если судить здраво, это значило, что от одной неё чужое сердце замирало и сжималось от сопереживания всякий раз, когда ей было плохо. Это ощущение тяжести чувствовалось сильнее, чем удовольствие от чьей-то заинтересованности собственной персоной, оно тугой верёвкой привязывало к шее необходимость отвечать взаимностью, чтобы не казаться самой себе неблагодарной тварью.

Дома, хоть и давно уже осознавала, что Сет чересчур добр к ней и помогал больше, чем кому-либо ещё, всё-таки старалась не слишком заострять на этом внимание, через силу ссылаясь на звание «наследника школы, что тревожится за своих будущих подопечных». Но невозможно было и дальше отрицать очевидное. После признания медички она больше не могла сказать, что так он поступал со всеми. Накатывало отчаяние — что ж он за дурак такой, раз решил заботиться о девушке, зная, что она из другой страны? Темничка же давно сказала себе, что жить в Таиланде вечно не намерена и после окончания подписанного Небесами контракта вернётся домой, где всё было родным и приятным.

Настоящий дурак.

Едва сдержав слёзы, магичка заставила себя встать с небольшого, но удобного диванчика, потянулась, размяв затёкшие мышцы. На носках она прошла к окну, где под покрывалом утренних сумерек можно было лицезреть неохотно просыпавшийся Бангкок и лениво передвигавших ногами ранних пташек, что пытались пробудить сонный мозг пробежкой вокруг школы. Иностранка никогда не понимала столь странных подвигов, пусть и сама раньше вставала рано, приходя на учёбу за час до её начала. Она всегда шла медленнее черепахи, клевала носом и едва не наступала себе на ноги, а такие ребята, хотя и не совсем удачно, но старались двигаться быстрее улитки и не падать при этом лицом в асфальт, что ей было чуждо.

Рассуждать о чём-то ранним утром для многих есть дело непростое, обычно играет роль ощущение дискомфорта или туманности в голове из-за времени пробуждения. Думать о каких-то насущных проблемах является вещью тягостной, когда просыпаешься раньше шести, но не для Доминики. Она за проведённое в чужой стране время научилась заглушать боль и тяжесть в голове, заполняла такую неприятную пустоту, выработала привычку приниматься за раздумья, едва проснувшись, чтобы хоть как-то развлекать себя в скучающей тишине только-только уходящей ночи.

Мысли, что её мама все это годы была жива, не успели засесть в голове раньше в той мере, в какой нахлынули при полном покое, без часто сменяющихся событий и отвлекающих разговоров. Нечистые, Ника знала, врать не любили, ведь что в мире может быть хуже, чем нежеланная горькая правда? Наврать, безусловно, тоже можно так, что доверчивый примет всё за чистую монету, но если существо убеждено, что сказанные «откровенно» слова оказались придуманными или не аргументированными, то и эффекта от этого никакого не добиться.

Поэтому нечистые выбирали для «нападения» реальные факты, задевали больные для жертвы темы, высказывая своё мнение и оскорбляя чужие чувства. А если дело доходило до знакомых и родных их цели, то самым приятным было выяснить всё об этих существах, их точное местоположение, мысли о нужном ими объекте или какие-то секреты и использовать в «атаке» всю накопанную информацию. Они губили соперника морально, заставляя его самого перейти к ним, либо в роли сообщника, либо в роли жертвы.

Исходя из этого, Дома в очередной раз убедилась, что те их утверждения были истиной — всё то губительно длинное время мама мучилась именно у них. А попасть в лапы нечистым всегда казалось ей худшим вариантом, нежели смерть. Лучше умереть сразу, чем подвергаться насилию и радовать своей болью насильников.

Мысль о мамином «заключении» вновь сделалась противной, зацикливаться на ней не было ровно никакого желания, но у головы на этот счёт были свои планы. Сознание раз за разом возвращало её раздумья в ту степь, заставляя организм откликаться на это сдавленностью в лёгких и тяжести на сердце.

Но, к большому недовольству загнавшей себя в тупик магички, на смену одной отвратительной мысли пришла другая: почему Малику держали взаперти так долго? По какой причине, как это было с остальными, нечистые не разорвали её, раздав по кусочку каждому «нуждающемуся», а оставили в живых? Они не имели привычки питаться чужими страданиями столько времени, а расправлялись с жертвами за пару дней! Для чего это было?

С каждой новой мыслью об этом мозг темнички всё больше подталкивал её на поиски матери. Не зря же некоторое время назад она завела дневник, в который время от времени записывала какие-то свои мысли по поводу всех странных происшествий в её жизни. В нём с недавних пор хранилось столько различных идей и предположительных объяснений, что голова взрывалась, но магичка всё равно ощущала себя глупой, раз не смогла заметить самого очевидного раньше.

Жуткие сны с участием мамы, постоянные обмороки, не объяснённые какими-либо проблемами со здоровьем, ухудшение самочувствия без видимых на то причин, плюс недавние случаи, если сложить их воедино — вот ключ к осознанию, к помощи в поиске давно потерянной родной души.

Когда Прасет проснулся, россиянка уже стояла в ногах его койки и с умным видом разглядывала выключенный телевизор. Отвлекая сознание от нежеланных в данный момент размышлений, она пыталась прояснить, почему в обычной больничной палате висела модель далеко недешёвого сегмента с дюймами больше, чем число учеников в трёх классах востребованной школы. Парень, увидев столь умилительную картину сразу после подъёма, с теплом улыбнулся и спросил нарочито правдоподобно:

— Ты украсть думаешь или как экспонат рассматриваешь? — Доминика резко обернулась на сонный, чуть басовитый голос, и уже хотела было пошутить в ответ, как её опередили: — Нет-нет, подожди, не отвечай, я понял! У тебя фантазия настолько хорошая, что тебе, чтобы желаемую передачу посмотреть и видеть её не обязательно, да?

— Очень остроумно, индюк, — раздражённо прыснула Ника, воздержавшись от колкостей. — Ты как, восстановился? Легче стало?

— Само собой! Что со мной таким крутым и крепким молодцем станется? — Похрабрился Сет, изобразив выражение