Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184
– Осторожно, он очень горячий, – сказала Свете, присаживаясь рядом на корточки. – Я поэтому на тарелке принесла: в руки не взять, а есть лучше прямо сейчас, с бутербродами вечно так: чем горячей, тем вкусней.
Нелли открыла было рот, чтобы сказать: «Да не стоило так хлопотать», – и прочее вежливое, необязательное, привычное, что обычно говорят, принимая угощение от малознакомых людей, но тут ее ноздрей коснулся аромат горячего хлеба, дымного мяса и каких-то до боли знакомых, но вот прямо сейчас почему-то неузнаваемых пряностей, и вежливым формулировкам пришлось снова опуститься на дно породившего их сознания. Потому что случаются в жизни такие прекрасные моменты, когда с пронзительной ясностью осознаешь: рот нужен человеку в первую очередь для еды. Болтовня подождет.
Бутерброд был проглочен со скоростью, изумившей саму Нелли. Жаль, Свете не догадалась включить секундомер, зафиксировали бы какой-нибудь рекорд. Впрочем, и без рекордов вышло неплохо.
– Спасибо, – сказала она. – Невероятно вкусно. Даже не подозревала, что обыкновенный горячий бутерброд может таить такие бездны наслаждения. Пиццерия мне, пожалуй, больше не нужна. Пойду просто гулять. Кстати, как называется улица, на которой мы оставили машину? Это тайное знание мне пригодится.
– Расу, – откликнулась Свете. – Когда пойдете ее искать, можно ориентироваться на Миссионерскую церковь[47] и купол Визиток[48], их много откуда видно. Идемте, покажу.
Нелли поднялась и пошла за ней – но не обратно на улицу, а в глубь двора, где громоздились строительные заборы.
– Ничего-ничего, – бормотала себе под нос Свете, – теперь мы тут отлично пройдем. Пройдем-пройдем, никуда не денемся, все будет хорошо.
– Почему «будет»? – улыбнулась Нелли. – По-моему, все уже хорошо. Вот прямо сейчас.
– Да, конечно, – рассеянно согласилась ее спутница. – Осторожно, пожалуйста, здесь доска выпирает, можно кофту порвать. А сейчас будут ступеньки. Лучше давайте руку, а то все-таки очень темно.
Рука Свете оказалась неожиданно холодной, как будто только что с мороза вошла. И очень сильной, сразу ясно, что на нее можно опереться по-настоящему, а не только для вида, если что, действительно удержит, не даст упасть. А выглядит таким нежным и хрупким созданием! Удивительно все-таки, как одно-единственное прикосновение может изменить впечатление о человеке.
Спустившись на несколько ступенек, Нелли вдруг поняла, что мельтешившие впереди разноцветные рождественские фонарики украшали не строительные щиты, а фасад маленького одноэтажного флигеля, окна которого сияли тусклым, но теплым оранжевым светом. Из-за приоткрытой двери доносилось бодрое бренчание расстроенного пианино, негромкие голоса и умопомрачительные запахи – сразу ясно, откуда был родом лучший горячий бутерброд ее жизни, только что съеденный до последней крошки и оставивший неизгладимый след в ее памяти, навсегда.
Свете улыбнулась смущенно и одновременно торжествующе.
– Видите, Тонино кафе все-таки открыто, – сказала она. – Плевать он хотел на эту дурацкую стройку! И мы с вами отлично прошли. Зря я сомневалась. Хотите зайти? С едой у него в это время уже не очень, но, если что, еще пара бутербродов точно найдется. Зато напитки на месте. Кофе, чай, коньяк, пиво, ром, лимонад, текила и все остальное – что еще положено пить в барах? Я, честно говоря, совершенно не разбираюсь в человеческом пьянстве, но мне и не обязательно. Я же там не работаю, а только в гости хожу.
– Совершенно не разбираюсь в человеческом пьянстве! – восхищенно повторила Нелли. – Спасибо, это лучшая в мире формулировка. Теперь я знаю, что надо говорить в таких случаях вместо всем надоевшего: «Я за рулем».
– Так вы зайдете? – просияла Свете.
– Да я сейчас ради чашки горячего кофе в ад спущусь и черту на рога усядусь! – искренне сказала Нелли.
Как в воду глядела.
Ад, не ад, но пламени в этом заведения и правда оказалось в избытке. Огонь рассудительно тлел в дровяной печи, деловито потрескивал в маленьком камине, легкомысленно подмигивал гостье с расставленных всюду свечей и многозначительно мерцал за стеклами керосиновых ламп. Сполохи плясали на стенах маленького кафе и чрезвычайно выгодным образом подсвечивали лица немногочисленных посетителей, придавая им дополнительную вдумчивую глубину. Говорили здесь, навскидку, как минимум на четырех языках – и это притом, что Нелли насчитала всего девять человек: нарядная старуха с изумительными фиалковыми глазами в пол-лица; стриженная под мальчишку белокурая женщина и высокий улыбчивый мужчина рядом с ней; пижон в вызывающе белоснежном летнем пальто; бойкая смуглая девица, ухитрившаяся напялить на себя чуть ли не всю новую коллекцию Desigual разом, и сопровождающий ее элегантный блондин в подчеркнуто строгом костюме; коренастый дядька в клетчатой рубахе, удобно расположившийся в огромном кресле; влюбленная пара на дальнем подоконнике, оба рыжие, как лисята, но из разных пометов, медный он, медовая она. Ай да, еще пианист – не то белокурый, не то совершенно седой, непонятно, следует ли считать его посетителем; ладно, посчитаем, пусть будет десятым, тогда с нами как раз дюжина, хорошее число. И все остальное здесь тоже хорошее, особенно все остальные, не люди, а воплощенная мечта начинающего идеалиста. Примерно так и я представляла себе завсегдатаев питейных заведений в детстве, прочитав в очередной книжке, что главный герой отправился в бар. И еще понятия не имела, что на самом деле регулярное пьянство по ночам не так уж красит людей. И умней их, увы, не делает. Но этим оно, похоже, и правда на пользу. Такие милые, всех бы обняла.
– Это мой добрый друг, ее зовут Нелли, она нас с Леди сюда привезла, а по дороге придумала для нее имя! – звонко сказала Свете.
Нелли почувствовала себя неловко, внезапно оказавшись в центре внимания, однако никто на нее особо не пялился, собравшиеся вежливо покивали и вернулись к своим делам, в смысле стаканам и разговорам. Пианист приветственно взмахнул рукой и продолжил играть что-то сладко знакомое и одновременно мучительно неопознаваемое, в точности как давешние пряности в бутерброде; ладно, может вспомнится потом.
– И она была готова спуститься в ад ради чашки кофе, – заключила Свете.
Эта фраза предназначалась бармену или бариста – в общем, единственному человеку по ту сторону стойки, с пиратской серьгой в ухе и невозмутимым тонким лицом отставного профессора математики, повидавшего на своем веку столько многокилометровых формул, описывающих немыслимые процессы, что теперь его ничем не проймешь.
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 184
