Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
* * *
Вдруг меня однажды вызвали в барак, где обосновался Борис. С тех пор как мы встречались последний раз, времени прошло порядочно. Он сидел за столом и пил чай, как тогда, у начальника станции. За его спиной по обыкновению, как шкаф, возвышался Татарин, и у него на поясе висел большой автоматический пистолет. Когда я вошел, Борис обернулся и жестом приказал монголу покинуть помещение. Мы остались одни.
– Ну что, лейтенант? Сдержал я свое слово?
Сдержал, ничего не скажешь. Выполнил все, что мне обещал. Я словно заключил сделку с дьяволом.
– Вы получили самоуправление, я – власть, – проговорил сияющий Борис, широко разводя руками. – Мы оба получили, что хотели. Добыча угля растет, в Москве довольны. Что еще нужно? Ты мне очень помог, и я должен как-то тебя отблагодарить.
– В этом нет необходимости, мне ничего не нужно, – сказал я.
– Мы же старые знакомые, лейтенант. Не надо так, – продолжал улыбаться Борис. – Буду краток. Я хочу, чтобы ты находился при мне, стал моим помощником. К сожалению, с мозгами у нас здесь плохо, соображать мало кто умеет. Я вижу: хоть ты и без руки, зато голова у тебя варит. Согласишься стать моим секретарем – не пожалеешь, устрою тебе жизнь полегче. Тогда наверняка выживешь и, может, вернешься в свою Японию. Держись за меня – тебе от этого одна польза.
Вообще-то, нужно было сразу прекратить этот разговор. Я не собирался поступать в прислужники к Громову, продавать своих товарищей, хорошо жить за их счет. Откажись я от его предложения, Борис убил бы меня. Смерть бы все решила. Но когда он заговорил об этом, в голове моей родился план.
– Что я должен делать? – спросил я.
* * *
Работа, которую собирался взвалить на меня Борис, была не из легких. Дел, где требовалось навести порядок, накопилась уйма, и самое главное – надо было разобраться с накопленным Громовым богатством. Он присваивал часть (порядка сорока процентов) продовольствия, одежды, медикаментов, которые присылали в лагерь из Москвы и от Международного общества Красного Креста, прятал это добро на подпольных складах и сбывал на сторону. Еще он целыми вагонами отправлял на черный рынок уголь. Топлива хронически не хватало, и нужда в нем была очень большая. Подкупив железнодорожников и начальника станции, Борис практически распоряжался составами как хотел и на этом наживался. Солдаты, охранявшие железную дорогу, за продукты и деньги закрывали глаза на все. Благодаря своей предприимчивости Борис разбогател страшно. Мне он говорил, что все деньги в конечном итоге пойдут госбезопасности. Мол, органам в их работе требуются очень крупные суммы, не учтенные ни в каких официальных документах, и он здесь занимается тайным сбором этих средств. Но Борис лгал. Какая-то часть денег в Москву, конечно, уходила. Однако больше половины Громов наверняка оставлял себе. Деталей я не знал, но, по-моему, он тайными каналами переправлял деньги в банки за границу или обращал их в золото.
По каким-то непонятным причинам Борис, похоже, полностью мне доверял. Кажется, ему и в голову не приходило, что я могу выдать его секреты. Странно, не правда ли? К русским и вообще к белым людям он относился с крайней подозрительностью, а монголам и японцам верил безоглядно. Может, думал, что вреда от меня все равно не будет, даже если я кому и разболтаю о его делах. А кому мне было рассказывать? Меня окружали только подельщики и подручные Бориса, жившие за счет его махинаций, кормившиеся из его рук. А беспомощные заключенные и пленные страдали и умирали от недостатка еды, одежды и медикаментов, которые он из корысти продавал спекулянтам. Кроме того, вся почтовая корреспонденция проходила через цензуру, и любые контакты лагерников с внешним миром были запрещены.
Как бы то ни было, став секретарем Громова, я ревностно и добросовестно занялся его делами. Заново переписал всю бухгалтерию и составил новую опись того, что было на складах. До меня в хозяйстве Бориса царила полная неразбериха. Я систематизировал и наладил оборот товаров и денег, завел специальную тетрадь, заглянув в которую сразу можно было понять, сколько чего и где имеется, как колеблются цены. Я составил список всех, подкупленных Борисом, – он получился длинным – и подсчитал «необходимые затраты» на этот контингент. Я работал на него без отдыха, с утра до вечера, и в результате лишился тех немногих друзей, что у меня были. Они стали презирать меня, считая, что я продался Борису (быть может, они до сих пор так обо мне думают, как это ни печально). Да, наверное, по-другому и быть не могло. Николай перестал со мной разговаривать. Несколько японцев, с которыми я прежде дружил, стали обходить меня стороной. В то же время были и такие, кто, увидев, что я в фаворе у Бориса, старались со мной сблизиться, но с этими типами я никаких дел не имел. Получилось, что я оказался в лагере в изоляции. Не убили меня только потому, что за мной стоял Громов. Кто посмел бы поднять руку на такую важную птицу? Это же означало верную смерть. О жестокости Бориса знали все. В лагере ходили легенды о том, как он сдирал с людей кожу.
Чем дальше отдалялся я от остальных, тем больше Борис мне верил. Он был очень доволен моей работой, ценил созданную мной рациональную систему и не скупился на похвалы.
– Что бы я без тебя делал! Если среди японцев много таких, как ты, ваша Япония обязательно возродится после разгрома. А вот Союз обречен. Перспектив, к сожалению, почти никаких. При царе и то лучше было. Царям, по крайней мере, над всякими дурацкими теориями не надо было голову ломать. Ленин понял что-то у Маркса, позаимствовал и сделал из этого то, что ему выгодно. То же самое Сталин – взял у Ленина что ему нужно (так, самую малость). Как у нас получается? Чем меньше человек понимает, тем больше власти захватывает. Чем меньше понимаешь, тем лучше. Только так здесь можно выжить, лейтенант. И чтобы никаких фантазий. Как только начнешь что-то воображать, мозгами шевелить – все! Считай, тебе конец. Вот я начисто лишен всякого воображения. Пусть другие воображают, а я им в этом деле помогаю. В этом мой хлеб. Запомни это как следует. Пока ты здесь, если вдруг на какие-нибудь фантазии потянет, сразу вспоминай меня: «Нет, ни за что! Из-за этих фантазий и жизни можно лишиться». Этот совет дорого стоит. Оставь фантазии другим.
* * *
Так незаметно пролетело полгода. К концу осени 47-го года я сделался для Бориса совершенно незаменимым. На мне лежали все его дела, в то время как Татарин и созданный Громовым «эскадрон смерти» разбирались с неугодными. Вызова в Москву от госбезопасности Борис еще не получил, но к тому времени он, похоже, уже не горел желанием возвращаться в столицу. Лагерь и шахта превратились в подчиненную ему территорию; жил он со всеми удобствами под охраной личной армии и накапливал все больше богатства. Впрочем, вполне возможно, что московское начальство предпочитало не отзывать его в Москву, а держать в Сибири, тем самым укрепляя там свою власть. Между Москвой и Борисом шла активная переписка, не по почте, конечно, – письма доставляли по железной дороге секретные курьеры, все как на подбор высокие, с холодными как лед глазами. Когда такой человек входил, в комнате, казалось, тут же опускалась температура.
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
