Далекий волчий вой эхом прокатился по долине. Месяц освещал нас своим серебристым сиянием. Воды озера посверкивали мириадами крошечных искр.
Лиам неотрывно смотрел на меня.
– Лиам, – начала я, – бывает, что слова ранят больнее, чем стальной клинок.
– Я знаю, – согласился он.
– Я могу залечить раны на твоем теле, но вот те, что в душе…
– Я знаю, – повторил он. – И я знаю, чего добивался Даннинг. Надо признать, у него это получилось. Я пытался прогнать картины вашей близости, преследовавшие меня, но его слова снова оживили их… И я никак не мог сосредоточиться. Если бы не ты, думаю…
– Зачем ты приказал Саймону не убивать этого мерзавца без приказа?
Взгляд Лиама потемнел.
– Это был мой поединок, Кейтлин, моя битва! Даннинг причинил мне столько страданий, что мне уже было не важно, убьет он меня или нет. Поэтому я и не приказал Саймону убить его.
Я не хотела верить в услышанное.
– Ты позволил бы ему убить себя? Лиам, я правильно поняла?
Вместо ответа он передернул плечами.
– И ты правда убил бы Саймона, если бы он тебя не послушался?
– Нет. Но я бы перестал ему доверять.
– Но это же нелепость, Лиам! – возмутилась я.
– Кейтлин, это вопрос чести. Я попросил его отнестись уважительно к моему выбору, и он понял.
– А я… я не могу понять этого!
– Тебе и не надо. Как бы то ни было, это ведь ты спасла мне жизнь, a ghràidh! – проговорил он шепотом. – Когда я увидел тебя, испуганную, бледную, ко мне сразу вернулись силы. И еще я подумал о малыше… о нашем малыше…
На короткое мгновение наши взгляды встретились. Я сразу же опустила глаза и уставилась на огонь. Я боялась услышать упреки, горькие слова о том, как боль разъедает его душу. И вдруг его пальцы, такие ласковые и теплые, погладили меня по щеке. Я закрыла глаза, но слеза уже катилась по щеке. Он осторожно вытер ее.
– Кейтлин… – шепнул он тихо, как ветерок.
Я стиснула зубы. Я была слишком взволнована, чтобы смотреть ему в лицо, поэтому просто кивнула.
– A ghràidh mo chridhe, посмотри на меня!
Мои губы и подбородок, который он обхватил пальцами, задрожали. Слезы рекой заструились по моим щекам, но я упрямо не открывала глаз. Он приподнялся на локте, обхватил меня свободной рукой за шею и прижал к себе. Я прильнула к его груди и дала излиться душившему меня горю. Лиам, не переставая, гладил меня по волосам. Он не упрекал меня, нет – он меня утешал! Вместо того чтобы требовать объяснений, он молчал. И это молчание было красноречивее слов.
Он делил со мной мою боль.
Я, не таясь, оплакивала моего крошку Стивена, теперь утраченного навсегда. Моего первого ребенка… Ребенка, ради которого я стольким пожертвовала. Мне не суждено никогда больше держать его на руках, сказать, как сильно я его люблю. Плоть от моей плоти, кровь от моей крови… Скоро ему исполнится десять месяцев. И что с ним будет теперь, когда Уинстона больше нет? Скорое рождение второго ребенка только усиливало боль от осознания, что первого у меня отняли. Узнает ли когда-нибудь Стивен, кто его мать? Возненавидит ли меня?
– Я тебя люблю.
Только это Лиам и сказал, однако эти три слова бальзамом пролились на мое сердце и смыли мое прегрешение. Отпущение грехов, которое может дать только безусловная любовь…
Лиам приложил обжигающе горячую ладонь к моей замерзшей щеке и с любовью заглянул мне в глаза.
– Завтра мы едем домой, – спокойно объявил он. – Ты круглеешь на глазах. Скоро буду катать тебя, как яичко! Перезимуем в тепле, а весной, глядишь, и малыш покажет свой носик из норки! Прошло время, когда тебе можно было спать на холодной земле. Тебе нужен покой и настоящая кровать.
– И муж, с которым мне будет тепло, правда?
– И муж, с которым тебе будет тепло, a ghràidh…
Часть пятая
Вы – моя любовь, но берегитесь, чтобы не стать моей ненавистью.
Корнель
Глава 25
Кровь Гаэля в наследство
Рука Лиама расслабленно лежала на моей набухшей груди. Дыхание его с каждой минутой становилось все ровнее. Он посмотрел на меня сквозь растрепанные волосы, упавшие ему на лицо, и улыбнулся. Лицо его раскраснелось, как обычно после любовных игр.
– Я говорил тебе, что ты стала круглая, как пивная бочка? – насмешливо спросил он.
– Скорее, как кит, – поправила я. – Мне кажется, я больше похожа на кита.
Я обхватила живот обеими руками и поморщилась от отвращения.
– И как только ты еще можешь хотеть меня такую?
Он усмехнулся, лег на спину, чтобы лучше меня видеть, и завел руки за голову.
– Я хочу тебя, потому что ты красивая, a ghràidh. Женщина, которая носит моего ребенка, самая красивая из женщин! Ведь это – наилучший подарок, какой ты можешь мне сделать.
– И этот подарок становится все тяжелее, – пробурчала я, усаживаясь на кровати.
Я подставила ему спину, и он принялся массировать ее. Пальцы его глубоко проминали мои мышцы, передавая успокаивающее тепло моей усталой пояснице. Я закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать. Все, что я ощущала, – это магические прикосновения рук, прогонявшие боль, которая донимала меня последние несколько дней. Я заурчала от удовольствия.
– Ты сегодня еще будешь возвращаться на поле? – спросила я после паузы.
– Нет. Мне нужно съездить в Баллахулиш, чтобы подковать Буре копыто, подкова износилась. И мы уже все засеяли. Остается надеяться, что семена не сгниют в земле, ведь уже целую неделю льет дождь.
И действительно, погода стояла хмурая и холодная, и нам уже казалось, что так будет всегда. Тучи, скучившиеся вокруг вершин гор, покрытых снежными шапками, уже пять дней поливали долину дождем, и бурная речушка Ко, полноводная после таяния снегов, грозила выйти из берегов.
Почти две недели Лиам участвовал в посевных работах. Обычно этим занимались четверо мужчин. Двое вели быков, тащивших на себе caschroim[139], еще двое бросали семена. Утомительная работа начиналась с рассветом и продолжалась до сумерек. В каменистой почве деревянный лемех быстро изнашивался, а иногда и попросту ломался. К тому же приходилось вынимать из земли крупные камни и складывать в кучу. Там они будут лежать в ожидании, когда им найдут применение. Из-за дождя работа становилась еще более утомительной и занимала больше времени.
Руки Лиама переместились с поясницы на мои плечи и шею, и он нежно чмокнул меня в затылок. Затем он скользящим движением направил их к моему животу и осторожно его пощупал. Ребенок возмущенно задвигался в чреве. Лиам прижал ладони к моему животу под грудью, чтобы послушать, как он шевелится.