Потом они едут на рынок через шоссе от их коттеджа и закупают продукты: хлеб, молоко, кофе, чай, мюсли (его любимые) и кукурузные хлопья (ее любимые), бекон, яйца, пару стейков, цыплят, картошку, рис, спаржу, зеленую фасоль, помидоры, грейпфруты, а также яблочный пирог, немного красного вина и пива. И всякие мелочи: бумажные полотенца для ванной, жидкость для мойки посуды, туалетную бумагу, дезодоранты, зубную пасту и зубные щетки, мыло, шампунь, бритву и лезвия, крем для бритья, краску для волос и пару ножниц.
Оба согласны, что следует принять некоторые меры предосторожности: бежать ни к чему, но и лезть на рожон без нужды нечего. Поэтому пришлось распрощаться с «Харлеем», и с ее длинными волосами придется расстаться: если наружность Кэллана самая обыкновенная, то у Норы — вовсе нет. Первое, о чем станут спрашивать их преследователи людей, не видели ли они поразительно красивую блондинку.
— Я уже не такая красивая, — возражает Нора.
— Нет, ты очень красивая.
И, вернувшись в коттедж, Нора обрезает волосы.
Стрижет их коротко. Закончив, оглядывает свою работу и говорит:
— Жанна д'Арк какая-то.
— А мне так нравится.
— Лгун.
Но когда она снова смотрится в зеркало, то и ей вроде ничего, тоже нравится. И еще больше после того, как она красится в рыжий цвет. Ладно, думает Нора, теперь за волосами хотя бы будет легче ухаживать. И вот она я, с короткими, ну очень короткими, рыжими волосами в хлопчатобумажной рубашке и джинсах. Кто бы мог такое вообразить?
— Твоя очередь. — Нора пощелкивает ножницами.
— И так сойдет.
— Но тебе все равно пора стричься, — настаивает она. — С такими волосами у тебя вид, будто ты из семидесятых годов. Позволь мне хотя бы подровнять.
— Нет.
— Трусишка.
— Да, я такой.
— Мужчины платили мне большие деньги за это.
— За то, чтобы ты постригла им волосы? Ты шутишь.
— Эй, Томми, люди-то разные бывают!
— У тебя руки дрожат.
— Значит, тебе лучше сидеть смирно.
Кэллан позволяет ей постричь себя. Сидит, замерев на стуле, глядя на ее и свое отражения, пока она стоит позади него и щелкает ножницами; его каштановые кудри падают сначала ему на плечи, а потом на пол. Нора заканчивает, и они смотрят на себя в зеркало.
— Я нас не узнаю, — заявляет Нора. — А ты?
Я тоже совсем не узнаю, думает он.
Вечером он готовит для нее куриный суп, стейк с картошкой для себя, и они сидят за столом, едят, смотрят телевизор, и, когда передают новости про взорвавшуюся лабораторию по изготовлению метамфетамина и найденные тела, он ничего не объясняет ей, потому что совершенно ясно: она не поняла.
Он старается почувствовать жалость к Персику и О'Бопу, но у него не получается. Эти двое спровадили слишком много людей в мир иной, такой конец был написан у них на роду.
Так же, как и у меня.
Но вот Микки ему жалко.
Новость эта также означает, что Скэки уже пустился по их следу.
Ночь Нора провела беспокойно, не могла заснуть: как только она закрывала глаза, видела кровь, трупы, искалеченных людей. Кэллан понимает и сочувствует: у него самого таких картинок навалом. Только, думает он, я к ним уже попривык.
Он лежит, крепко прижав Нору к себе, и рассказывает ей ирландские истории, какие помнит с детства. А чего не помнит — придумывает, что не слишком трудно, потому что только и нужно молоть чушь про фей, лепреконов и всякую прочую ерунду.
Сказки и небылицы.
Часа в четыре утра Нора засыпает, потом и он, сжимая под подушкой пистолет двадцать второго калибра.
Просыпается Нора голодная.
Еще бы, думает Кэллан, и они отправляются через шоссе в ресторанчик, где она заказывает омлет с сыром, сосиски и ржаные тосты с маслом.
— Желаете американский сыр? — спрашивает официантка. — Чеддер или Джек?
— Да.
Нора ест, будто приговоренная к смерти.
Расправляется с омлетом, словно это последняя еда в жизни, как будто ее уже ждут у дверей, чтобы проводить к Старине Спарки[154]. Кэллан подавляет улыбку, наблюдая, как она орудует вилкой, словно оружием, — у сосисок нет ни малейшего шанса уцелеть. Он не говорит ей про пятнышко соуса в уголке ее губ.
— Ну, понравилось? — спрашивает он.
— Изумительно.
— Возьми еще.
— Нет!
— А булочку с корицей?
— Давай!
— Испекли только сегодня утром, — сообщает официантка, водружая на стол огромную тарелку с булочками. Отложив наконец вилку, Нора выходит и возвращается с «Сан-Диего Юнион Трибун». Просматривает колонку личных объявлений:
«Ким от ее сестры. В семье беда. Ищем тебя всюду. Срочно свяжись с нами». И номер телефона. Очень похоже на Келлера, думает она, давать сообщения везде, так, на всякий случай. Я агент добровольный, и я в бегах. А Артур хочет, чтобы я объявилась.
Но я не приду, Артур. Пока что — нет.
Если я так уж тебе нужна, придется тебе постараться, чтобы разыскать меня.
И он старается.
На розыски Арт бросил всех своих ребят. В аэропорты, на железнодорожные вокзалы, автовокзалы, в морские порты. Они проверяют документы пассажиров, заказы на билеты, паспорта. Парни Хоббса проверяют списки эмигрантов во Францию, Англию, Бразилию. Они знают, что занимаются ерундой, но к концу недели хоть одно становится ясным: страну Нора Хейден не покидала, во всяком случае, по своему паспорту. Не пользовалась ни кредитками, ни мобильником; не пыталась найти работу, ее не задерживали за превышение скорости, и она не давала номера социальной карточки, чтобы снять квартиру.
Арт надавил на Хейли Сэксон, пригрозил всем, чем мог, от нарушения акта Манна и содержания публичного дома до обвинения в соучастии в покушении на убийство. А потому поверил ей, когда Хейли клятвенно заверила, что давно не имела известий от Норы, и обязательно позвонит ему, как только что-то узнает.
Ни его прослушки на границе, ни посты Хоббса за границей не зацепили ни единой ниточки. Ни разговоров Норы, ни разговоров о ней.
Арт притащил спеца по реконструкции несчастных случаев исследовать следы от шин мотоцикла Кэллана; спец колдует с грязью и объявляет Арту, что на мотоцикле точно сидели двое и он очень надеется, что пассажир держался крепко, потому что «Харлей» летел на бешеной скорости.
Насильно Кэллан не мог бы увезти ее далеко, рассуждает Арт, есть столько мест, где можно привлечь к себе внимание или просто соскочить с мотоцикла: бензозаправка, светофор, перекресток. И вряд ли он сумел бы везти сопротивляющуюся пленницу в самолете, поезде или автобусе.
