время пусто и гораздо холоднее, чем было. Но это ощущение прошло. Вернулось ощущение свободного полета и плодотворного боевого одиночества. Когда ты сам себе остров, сам себе континент и целая вселенная.
Нет, не все ушло. Что-то осталось. Тот самый зародыш, который был и раньше. Всегда. Семечко. Он убрал его и спрятал в красивую шкатулку и поставил на верхнюю полку. Эта штука явно не будет мешать выполнению задания. Пусть стоит.
Синохара настроился на нужный лад. Пора было переходить к делу. К тому, зачем он был здесь, прикрываясь реальной, но не основной должностью оперативного офицера Корпуса мира в звании простого капитана сухопутных войск.
Собственно, его рискованный полет над роботами в один из первых дней был нужен с одной целью. Выставить себя перед майором новичком недотепой, на грани некомпетентности. И это сработало. Тот поверил. И если и имел какие-то подозрения — они развеялись.
Теперь можно брать его в оборот.
Когда его направили в Мексику, Синохара втайне ждал, что его пошлют на полуостров Юкатан, где, судя по агентурным данным, отметился Максим Рихтер — так же известный как el Cazador — до того, как пропасть из вида, с тем чтобы всплыть уже в ходе боев в Мехико в начале ноября. Эти сведения Гарольд получил неофициально через знакомых. Он не раз фантазировал, что объект «Отступник», разобраться с которым его направляют — этот и есть его конкурент. Конечно, он не был бы бесстрастным исполнителем. Ненависть, в отличие от любви, всегда настоящая.
Но таких совпадений не бывает. И конечно, настоящий «отступник» был куда более опасным ренегатом.
Похоже, все остальные нити СПБ упустила. И арестовать Мэйвезера в тылу означало оборвать эту тонкую, как волос, но важную ниточку расследования.
Дистанционный взлом шифра — дело непростое. Но все же чуть проще, когда делаешь это в отношении союзника, а не врага. Он не будет ждать угрозы с этой стороны.
Синохара видел, что большинство роботов майора заняты удерживанием периметра на западе. Он больше опасался не больших боевых, а мелких, но с чуткими сенсорами. Все летающие дроны слежения Мэйвезера были направлены на разведку в направлении сил повстанцев, в сторону фронта. А защита той линии, где соприкасались зоны ответственности двух офицеров Корпуса — была минимальной. Там были только неподвижные датчики и несколько роверов, которые объезжали небольшие искусственные рощи, где негде спрятаться крупному коту, не говоря о партизанах.
А маленький дрон уже катился через эти насаждения, петляя в траве как невидимое перекати-поле, приближаясь с юга к позициям майора Джошуа Мэйвезера. Который, должно быть спал и видел какие-нибудь странные сны. Даже если роботы американца заметят своего собрата из соседнего подразделения, они пропустят его, а их командир ничего не узнает, потому что этот скаут не даст им отправить сигнал и сотрет память об этом эпизоде.
Скаут австралояпонца относился к модели R-987. Этой был принимающий любую форму аморфный шар, похожий на амебу. Или, скорее на вольвокс, колониальный организм. Он почти ничего не весил и мог невысоко летать с помощью несложного реактивного эффекта. Умел менять форму. Но не это было главным среди его умений. Он умел думать, точнее, был сам по себе сложной и насыщенной нейросетью. Даже без подключения к каким-либо внешним источникам, он мог обрабатывать большие объемы информации.
Каким бы запутанным ни был код личных данных Мэйвезера, которые он хранил при себе, ему не устоять перед новой технологией, поступившей в Корпус всего пару недель назад. О ней знали только те, кому полагалось.
Синохаре не были известны технические детали — этим занимался Департамент криптографии — но подозревал, что к взлому подключатся в реальном времени колоссальные мощности квантовых суперкомпьютеров со всего мира. И эта сконцентрированная в узкий пучок сила сможет пробить любую защиту.
Почему нельзя было прийти к майору с официальной служебной проверкой контрразведки? Видимо, были причины. Если подозрения верны, тот мог сделать что угодно — от стирания данных до самоубийства со взрывом миниатюрной атомной бомбы. Даже снять его с фронта и изолировать для допроса было нельзя. Если бы было можно — вряд ли городили бы огород с такой сложной операцией внедрения.
Дистанция триста метров. Чуть ближе. Двести. Более чем достаточно. Глазами скаута капитан видел дом, где находился штаб Мэйвезера. Турель в саду. Турель на крыше. Робота-паука, прохаживающегося вдоль забора. Лучи прожекторов, допотопные камеры слежения. Многое из этого нужно было, чтобы отпугнуть неумех-дилетантов. Настоящие меры защиты были невидимы. Но их было много, инфракрасных датчиков, датчиков движения и магнитного поля… всего не перечесть.
Но он все равно проберется туда.
Если бы какой-то человек наступил в маслянистую лужу на грунтовой дороге, он никогда бы не подумал, что эта лужа опережает его мозг по вычислительным возможностям. И вдруг из нее начал вытягиваться отросток. Сначала он был похож на тонкий, ручеек, потом на псевдоподию амебы, потом на тонкую нить… пока не исчез совсем, став тонким, диаметром в несколько молекул. И эта «рука», этот наноразмерный щуп потянулся к дому.
Если бы человек или робот задели бы его конечностью, они не отпилили бы ее себе — поток просто прервался бы на секунду, а потом склеился бы обратно, как колонна муравьев. Но задеть его почти нереально — настолько низко он стелился по земле.
Засечь его… тоже было почти невозможно. Разве что приборами лабораторной точности. Но таких на фронте не было. Не было в них пока потребности.
И вот он добрался сначала до забора. Потом до стены каменного дома. Потом проник в трещину. Здесь поток раздробился на множество отдельных наноботов, каждый из которых проследовал по своему маршруту. Они начали обыскивать дом. И, наконец, нашли объект. Это был стандартный квантовый накопитель, лежащий в кармане форменной рубашки майора, которая была небрежно брошена на стул.
Увидел он и самого Мэйвезера, спящего сном младенца. Чертов толстый сукин сын даже храпел. Он оставил его под наблюдением. Тот пока прямой опасности не представлял.
«Муравьи» снова выстроились цепью, сомкнули ряд, сцепились, как нейроны. Нужна широкополосная связь. По воздуху такое не передать.
И все равно Гарольд до последнего опасался, что его засекут. Или что защита окажется ему не по зубам. Времени было мало. Если понадобится час — это огромный риск. А если сутки — это уже не успех, а проигрыш. Потому что часы тикали. И совсем не такие, как у одной леди в Лондоне, а похожие на часы Судного Дня.
Прошло двадцать две минуты. Шифр не поддавался. Ничего
