– Разумеется, – молвил галантный банкир.
– Покажите! – пропела она, обвивая обеими руками шею г-на де Маранда.
– Вот, прошу, – отвечал тот, доставая из кармана билет.
Шант-Лила выхватила его и стала рассматривать, пунцовая от удовольствия.
– Я буду сидеть напротив принцесс?! – воскликнула она.
– Разве ты сама не принцесса?
– Ладно, смейтесь, – надув губки, промолвила принцесса Ванврская. – А я вот была три месяца назад у Броканты, и она мне поклялась, что я дочь знатных родителей.
– Это еще не все, лапушка, она скрыла от тебя правду! Ты не просто принцесса, а королева, потому что найденыши – это короли всей земли.
– А погибшие люди – это министры! – лукаво взглянув на банкира, вставила Шант-Лила. – Итак, я наконец увижу принцесс вблизи. Честно говоря, позавчера у меня было неудобное место в театре Порт-Сен-Мартен, где давали премьеру по пьесе вашего друга Жана Робера. Никак не могу вспомнить названия…
– «Гвельфы и гибеллины», – улыбнулся г-н де Маранд.
– Да-да, «Гвельфы и гибеллины», – подхватила принцесса Ванврская. – Теперь уж я запомню. Куда ты пропал к концу пьесы, любимый?
– Я зашел в ложу к госпоже де Маранд поздравить с успехом нашего друга Жана Робера.
– Или изменить мне, – перебила его Шант-Лила. – Кстати, это правда, что вы бегаете за всеми женщинами подряд?
– Так говорят! – самодовольно подтвердил г-н де Маранд и выпятил грудь. – Но если я и позволяю себе бегать за всеми женщинами, то останавливаюсь только возле одной.
– Она светская дама?
– Самая светская из всех мне известных.
– Принцесса?
– Принцесса крови.
– Я ее знаю?
– Разумеется, ведь это ты и есть, принцесса.
– А еще говорите, что вы у моих ног!
– Смотри! – сказал г-н де Маранд, опускаясь перед ШантЛила на колени.
– Правильно, – покачала та головой. – Так и оставайтесь, вы заслужили наказание.
– Это награда, принцесса. Не ты ли сама только что говорила, что за свои добродетели я попаду прямо в рай?
– Я не так выразилась, – возразила гризетка. – Добродетели бывают разные, как, впрочем, и грехи. Иными словами, добродетели иногда оказываются грехами, а грехи – добродетелями.
– Например, принцесса?
– Грех любить женщину только наполовину, а добродетель – в полную силу.
– Я и не подозревал, что ты так сильна в казуистике, прелесть моя.
– Я некоторое время относила белье к иезуитам Монружа, они-то меня и наставили… – проговорила принцесса Ванврская, опустив глаза и покраснев.
– …на путь истинный! – подхватил банкир.
– Да, – шепотом сказала Шант-Лила. – Да, – повторила она, с трудом подавив вздох.
– Ты не могла обратиться, красавица моя, к более образованным людям? Чему же они тебя научили такому, чего ты не знала?
– Тысяче разных вещей, которые я… не запомнила, – зарделась гризетка, хотя ее не так-то легко было вогнать в краску.
– Дьявольщина! – вскричал министр, поднимаясь. – Я вас оставлю, принцесса, из опасения напомнить вам нечто такое, что вы старательно забывали.
– Вы удираете, как настоящий иезуит, – закусила губку Шант-Лила, – но таким бегством грехов все равно не искупить, – прибавила она и пристально посмотрела на г-на де Маранда.
– Назначьте сами сумму выкупа, – предложил банкир.
– Для начала встаньте на колени.
– Пожалуйста.
– Просите прощения за то, что оскорбили меня.
– Нижайше прошу меня извинить за оскорбления, хотя и не знаю, чем я провинился.
– Не знаете?
– Ну конечно, раз говорю.
– Вы самый извращенный человек из всех мне известных.
– Исправьте меня, принцесса, и обратите в свою веру.
– Каким образом? – вздохнула Шант-Лила.
– Дай мне веру, девочка.
– Боюсь, что вера вас не спасет.
– Попытайся! – предложил г-н де Маранд, смутившись тем, какой оборот принимал разговор.
– Взгляни на меня! – приказала Шант-Лила, не сводя с банкира сладострастного взгляда.
Господин де Маранд опустил глаза.
– Что с вами? – удивилась гризетка. – Уж не мальтийский ли вы рыцарь? Может, вы поклялись сохранять целомудрие?
Господин де Маранд горько усмехнулся.
– Дитя! – молвил он, беря руки принцессы в свои и целуя их. – Сущее дитя! – повторил он, не находя других слов.
– Признайтесь, что не любите меня! – проговорила ШантЛила.
– Никогда я этого не скажу, – возразил банкир.
– Тогда скажите, что любите.
– Скорее уж так!
– Теперь… докажите это.
Господин де Маранд поморщился, словно давая понять:
«Только не это».
– Вы никого не ждете? – спросил он, то ли желая сменить тему разговора, то ли надеясь избежать нависшей над ним опасности, которая с каждой минутой становилась все более ощутимой из-за томных взглядов принцессы.
– Я жду только вас, – отвечала Шант-Лила.
Она была в этот день поистине восхитительна, наша принцесса Ванврская! Щечки ее раскраснелись, губы приоткрылись в сладострастной неге, глаза метали огонь. Ее белая, длиннее обыкновенного, шея томно склонялась, как у лебедя; пышная грудь вздымалась от волнения.
Девушка была достаточно хороша, а также декольтирована, чтобы пробудить желание; голубая вуаль падала до самых пят и так и манила к себе, словно лазурный грот в голубом поднебесье, в который бросаешься очертя голову, не думая о возвращении.
Господину де Маранду было знакомо это зрелище, однако нельзя сказать, что он вкусил предлагавшиеся ему прелести. Для него главное заключалось не в том, выходить или не выходить из лазурного грота, а войти в него. Однако он решил не подавать виду и изо всех сил старался изобразить страсть.
Принцесса Ванврская как женщина – а она была женщиной до кончиков ногтей – на какое-то время впала в заблуждение.
Она стала ругать себя за холодность г-на де Маранда и отнесла его сдержанность на счет презрения, которое банкир, должно быть, к ней испытывал.
Она попыталась ему помочь, обвиняя себя в легкомыслии, исповедуясь в собственных грехах, обещая исправиться и в будущем жить достойно, чтобы заслужить уважение благородного человека. Тщетная попытка, пустые усилия.
Господин де Маранд в страстном порыве сжал ее в объятиях и воскликнул:
– До чего же ты хороша, детка!
