Я почти целиком здесь, в этом мешке из плоти. Но по-прежнему скован.
Он может меня ранить. Может непрерывно питаться моей силой – и никто не сумеет ему противостоять. Он выпустит в этот мир мою отраву.
Малазанец с обрубленным кончиком носа пошатнулся – его пронзил меч, а следом еще один. Но он тут же выпрямился и взмахнул топором. Несколько тел разлетелось по сторонам и попадало, обливаясь кровью. Морпех рухнул вперед, и Увечный бог успел разглядеть его профиль – за мгновение перед тем, как врезаться в землю, на лице была улыбка.
Тем самым у него остался лишь один защитник, которого теснили сразу три колансийца, в то время как четвертый и пятый выросли у него за спиной.
Его последний упрямый морпех сразил одного из врагов поющим клинком. Потом вывел из строя другого, разрубив ему до кости бедро.
На него замахнулись топором со стороны щита – только щита у морпеха не было, отбить удар было нечем. Топор прошел сквозь левое плечо, отрубив руку. Хлынула кровь, морпех отшатнулся назад, перекосив туловище вправо – равновесие теперь отсутствовало. Следующий взмах топора наполовину разрубил ему шею.
Морпех где-то нашел силы, чтобы вонзить клинок в горло тому, кто его убил, – кончик его вышел сзади у основания черепа. Выпад опрокинул его вперед, на руки умирающему. Они упали вместе.
Когда два оставшихся колансийца двинулись к Увечному богу, занося оружие, в воздухе мелькнули две стрелы, поразив обоих.
Бог услышал шорох, топот сапог, потом кто-то, оскальзываясь, опустился рядом, и он, повернув голову к своему стоящему на коленях спасителю, встретился глазами с капитаном Скрипачом.
– Господи, они до вас не добрались?
Увечный бог покачал головой.
– Капитан, ваши солдаты…
Скрипач, словно раненный одним-единственным словом, резко отвернулся и снова поднялся на ноги, взводя арбалет и не отводя взгляда от места прорыва. Потом глаза его расширились.
– Вал! – заорал он.
Вал припал к земле рядом с посеченными телами Сальца и Бутылей. Тропа пониже того места, которое женщины обороняли, была забита трупами – но дальше он мог видеть еще колансийцев, которые постепенно расчищали путь. Еще немного, и они будут здесь.
Слишком много. Зараза.
Сколько времени они уже сражаются? Он понятия не имел. Сколько атак отбито? Чувство такое, что не меньше сотни, но это невозможно – небо над головой еще светилось. Закатным, умирающим светом, и тем не менее…
Не отрывая глаз от массы врагов внизу – которые продолжали приближаться, – он развязал свой мешок, который только что подобрал в куче снаряжения у ног Увечного бога. Вытащил оттуда «ругань». Всегда имей в запасе одну. Всегда.
Саперская заповедь. Если уж помираешь, так и ублюдков с собой прихвати.
Он поднял «ругань» над собой.
Услышал, как Скрипач за спиной вопит его имя.
Дерьмово вышло. Извини, Скрип.
Вал кинулся вниз по тропе в направлении толпы колансийцев.
Услышал топот за спиной, резко развернулся.
– Скрип, чтоб тебя! Нет! Вернись!
Друг вместо этого кинулся на него, сбив с ног. Оба рухнули на тропу, и Вал упустил «ругань».
Укрыться ни один из них не попытался, они лишь смотрели, как заряд взрывчатки неспешно прыгает себе вниз по извилистой тропке в направлении толпы солдат, от которых им были видны в основном шевелящиеся железные шлемы.
«Ругань», подобно упавшему с дерева кокосу, прицельно ударила в один из шлемов.
И раскололась, усыпав все вокруг идиотским карминовым порошком.
Двое саперов уставились друг на друга – их лица разделяла какая-то ширина ладони – и хором заорали:
– Пустышка!
Затем рядом с ними, звеня доспехами, хлопнулся на землю третий малазанец – ростом как бы не ниже Релико, но худой и бледный, с далеко торчащими по обе стороны вытянутой головы ушами. Обернувшись к ним, он одарил обоих желтой кривозубой улыбкой:
– Я вас прикрою! Давайте быстро наверх!
Скрипач вытаращил глаза.
– Это еще кто такой, Худа ради?
Солдат обиженно глянул на него.
– Нефарий Бредд, сэр! Кто ж еще? А теперь возвращайтесь, а я вас прикрою, ладно?
Скрипач развернулся, вздернул Вала на ноги и толкнул его вдоль тропы. Когда они добрались до края верхней площадки, оттуда потянулись руки и втащили их наверх. Таких бледных лиц, как у окруживших их морпехов – Битума, Флакона, Улыбки и Корика, – он еще никогда не видел. Появился Смрад, упал на корточки рядом с распростертыми телами Сальца и Бутылей, потом поднял голову и что-то негромко сказал Битуму.
Сержант кивнул ему и отпихнул Скрипача с Валом подальше от края.
– Прорыв ликвидирован, сэр!
Скрипач, ухватив Вала за руку, дернул его и потащил в сторону.
– Скрип…
– Заткнись на хер! – он накинулся на Вала. – Что, решил еще разок то же самое устроить?
– Я думал, нам конец.
– Нам конца никогда не будет, чтоб тебя! Мы их отбросили – понял? Они отходят – мы их еще раз отбросили!
Ноги Вала вдруг отказались ему повиноваться. Он поспешно сел. Вокруг сгущались сумерки. Он слышал поблизости тяжелое дыхание, ругань, хриплый кашель. Осмотревшись по сторонам, он увидел, что и остальные в поле зрения тоже попадали на землю, слишком утомленные для чего-либо еще. Запрокинули головы, закрыли глаза. Он с присвистом вздохнул.
– Боги, у тебя, Скрип, сколько солдат-то осталось?
Тот лежал сейчас рядом, пристроив голову на покосившийся камень.
– Человек двадцать. А у тебя?
Вала пробрала дрожь, он отвернулся.
– Сержанты последними были.
– Они живы.
– Что?
– Поранены, это да. Но всего лишь без сознания. Смрад говорит, что у них тепловой удар.
– Тепловой… нижние боги, я ж им сказал все, что найдется, выпить!
– Они у тебя дамы крупные.
– Мои последние «Мостожоги».
– Так точно, Вал, твои последние «Мостожоги».
Вал открыл глаза и уставился на друга – но глаза Скрипа, обращенного лицом к темнеющему небу, оставались закрыты.
– Серьезно? Вот прямо так?
– Серьезно.
Вал снова улегся.
– Думаешь, мы их еще раз сможем остановить?
– Само собой, сможем. Слушай, у тебя там еще одной «ругани» в заначке не осталось?
– Нет. Худ меня забери, я эту-то с собой хрен знает сколько таскаю, вечность целую. И все это время, выходит, таскал пустышку?
