не против. Когда помру – что хотите, то и делайте.
– Грустно и поэтично… Я лишь не понял, уважаемый Мобутя – что сказать хотели?
– То и сказал. Что хотел. Смешной ты. Все смысл ищешь. В Утылву вот приехал – конечно, не за смыслом, а за суетой погнался. И не понял, что смысл жизни – сама жизнь. Веселая или грустная. Или другая. Может, совсем не такая, как ты рассчитывал или мечтал. Что если ты не о том мечтаешь, племянник?.. Но ты живешь. И я живу. Пусть не стал я генералом – между прочим, когда-то мечтал. После Хасана майора дали. Майор бронетанковых войск! Дальнейшая карьера – бульк… И Гранит не стал генералом – хотя по его ведомству чины по-другому считались. Старший майор госбезопасности к войсковому комдиву приравнивался – то есть, к генералу? Запутался я…
– Фееричный рассказ. Все перепуталось. Ваши мысли несутся вскачь – не угнаться. Какой генерал? Зачем? Кем в глуши, в Оторванке, командовать? Вашими зловещими ворпанями? Представляю это войско!
– Смеешься? Я не в обиде.
Килька заерзал под своим одеялом. Сморщил нос, обернувшись к Максиму.
– Ты веришь в эти россказни? Поражаешь меня! Взрослый, умный человек – даже кандидат. Только куда именно кандидат? В депутаты от своего Правого Блока? Если бы не Петька Глаз и его охламоны, никто про твой Блок слыхом бы не слыхивал у нас… А-а, ты же кандидат наук? Коллега! Хотя я диссертаций не писал. В Утылве все больше конкретные вещи. Ножницы – они для того, чтобы ими резать. И никакой политики! Правильно, Мобутя?
– Политика? В мое время политика – самая страшная статья. Лучше уголовником быть – отсидишь и выйдешь. Политиков сажали и расстреливали. Вон Гранит тоже под раздачу попал. А уж он-то был несгибаемым чекистом. Испытанным в боях. Преданным беззаветно партии.
– Угу, беспощадным к врагам рейха!
– Килька! сейчас бултыхну тебя в воду. Освежишься. Язык, конечно, без костей…
– И че мне будет, дед? В лагерь отправят? или в твое загадочное место сошлют? Сочинять ты горазд. Ишь, как складно – узел, старуха, могилы – ужас какой… инфернальный… Из-за чего все? из-за рыбы? А уха-то наваристая получилась!..
– Ты почти не ел. Только бутылку опрокидывал. Вот язык развязался – мелешь абы что…
– Откуда могилы с крестами? Правда, тылвинское кладбище в той же стороне… Да, на Шайтанке пропадали и люди, и скотина. Случалось. Тот мужик с хомутом из легенды. Но он же выплыл в Виждае? или утонул? Ах, нет – это хомут утонул…
– Извините, я здесь человек неосведомленный. Мне сказывали, что на горе похоронены бойцы из отряда комиссара Солина. Есть там могилы…
– На горе памятник – звезда, а не крест. Мобутя нафантазировал. А ты, племянник, уши развесил!
– Я не соврал! как помнил… За целую жизнь кое-что забылось, но не кресты, точно.
– Ты подтвердил, что семью свою плохо помнишь – мать, братьев, другую родню. Одного Горгина называл. Еще младшего – Покора. Родных забыл, а чужих помнишь?
– Память – вещь заковыристая. Но кресты точно из травы виднелись. И старухин голос слышал.
– Да, да, да. Как она говорила? Ты рыбу забыл, Агап. Вернись, я все прощу!
– Доиграешься, остряк! Главное, чего ты осмелел? Шайтанка – вот она, рядышком. Заткнись, пожалуйста.
– Виноваты истории твои. Одна другой чудесатей. Раззадорил ты меня. Я же спал, а теперь… Осталось выпить?
– Все вылакали. Пустые посудины подальше лежат. И довольно будет!
– Ничего нет? Х-хэ… Ты, племянник, правильно озираешься – со спины неприятностей ждешь. Тылки стараются на Шайтанку не ходить. Не дружелюбно там. Солин с товарищами именно на той горе смерть принял. Страшные вещи там случались. Порой необъяснимые. Но старуха с рыбой – перебор…
– Где эта Шайтанка?
– В ночи не слишком видать. Вон вырисовывается темная громада – над верхушкой ней воздух чуть светлее, и силуэт четкий. Пятибок-гора. Самая большая из четырех вершин в Пятигорье. Железо в ней много, оттого магнитная стрелка компаса с ума сходит… Шайтанка – дальше. Еще черней она.
– Это про Шайтанку зловещие легенды? про ядку да про ворпаней? Они оттуда вылезают? и людей утаскивают?
– Оттуда. Ты пристально не вглядывайся. Ворпани – чувствительные звери. Милые рыжие ушастики. Привлечешь внимание…
– Где вы жили, Мобутя?
– Где, где… Где-то должен был…
– И я теряюсь в догадках, где, – подковырнул Килька. – Если хочешь, как утром рассветет, прогуляемся на гору, племянник. Там никогда ничего не строили. Мобутя приукрасил, чтобы напугать. Жил он не здесь, а наверняка, в бывшем карьерном поселке. Дома и ворота в поселке – все, как он описывал. Может, и старуху он себе там нашел – вместе веселей.
– А мне понравилась легенда. Оригинально.
– У нас не одна легенда. Хочешь узнать – сходи в городскую библиотеку, возьми сборник Сказки Пятигорья – почитай, подивись. Как здесь все образовалось, и откуда пошло… Сказки любят дети да про все на свете. Вот про все в Пятигорье…
– Спасибо. Уже вышел я из детского возраста.
– Почитаешь сказки, сон наладится, кошмары уйдут. И не так ужасно покажется в нашем городишке. Дюша тебя откормит. Растолстеешь, жизнь довольной будет. Вон Мобутя живет, дворы метет…
Ах, если жить под тыщу лет
Довольно и богато,
Но так не будет круто – нет,
Совсем не чудесато.
Кильке не стоило насчет чужой толщины ехидно прохаживаться. Из всей рыбацкой компании у Максима самая солидная комплекция. Мобутя, несмотря на преклонный возраст, прям и строен – офицерская выправка, что тут скажешь. Килька, может, и не столь худой, сколько вялый, измученный. Зато Максим от природы отличался коренастым сложением, и живот у него выпирал. Работа всегда сидячая, кабинетная, не помогали тренажеры, бассейн, диета – живот никуда не девался. Сейчас Максим даже хотел обидеться. Кто-то спортом занимается, а кто-то пьет и ехидничает (и не толстеет!!). Несправедливо. И скоро еще предстоит несправедливо пострадать, хотя он не толстый, а просто от природы такой уродился.
****
Мобутя поднялся и подбросил сухих веток в костер. Языки пламени заплясали веселей. Зато Мобутя был грустный, молчаливый. В отблесках костра его борода и волосы обрели серебристое сияние – вокруг головы словно образовался сказочный нимб. В последовавшем странном разговоре дед, вообще, не принимал участия. Очевидно, успел выговориться, устал. Уселся снова на свой плащ и предался глубоким мыслям. Зато Килькой овладел философский настрой. Хотя толчок к уже второму раунду интеллектуальной дискуссии подал Максим. Что ж, побеседуем за жизнь…
– Кирилл, ты упоминал, что баба Лида дружила с твоей матерью?
