Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 205
сегодня первый перестроился? Кто бешено развивается? Коррупция, жулик и государственный человек. (И не делаю различий между райкомом и исполкомом – это одно и тоже, только дубль! Как два легких, как две почки. Но есть и третье легкое, третья почка – ведомство: она-то зачем?) Есть советская власть, куда партия выдвигает своих депутатов, и там есть своя партийная организация – она же осуществляет контроль! А райком зачем? Наблюдать за парторганизацией, которая наблюдает за Советом, да еще состоящим из представителей партии. Но это пока неодолимо. (Даже если было принято такое решение, это 3–4 миллиона. 4 миллиона – это Норвегия!) Куда деть целую страну? Целую страну людей, которые кроме оргпартработы практически ничего не умеют делать… В нашей армии во время ВОВ было 5 миллионов – это не шутка, даже если 2–3 миллиона вытянуть из верхнего слоя жизни… Это кровь и разрушение… Но и продолжаться это не может.
Драматизм русской истории всегда состоял в аритмии развития, духовное развитие опережало и экономическое, и культурное. И декабристы были рано и позже быть не могли. И революция в октябре закономерна в соответствии со сдвигом времени. (Старые марксисты об этом много говорили: Плеханов и пр.)
Чаадаевские письма – портрет великой России. И мы должны всматриваться в историю, как в свой портрет: и в старую Россию, и в сталинизм, и в сегодняшний день.
Мы очень все путаем. 1937 год был явлением, которое в 1937-м на народ, его культуру или психологию, его социальное ожидание повлиять не могло. В своей массе 1937 год наступил, когда еще была жива психология конца века и его начала – волны революций в театре, живописи, музыке, литературе и т. д. 1937 год сказался и в конце периода Хрущева, расцвел в брежневские времена, когда по всей стране родились маленькие и побольше сталины, когда идея сталинизма обоярилась и приобрела особо циническую сущность. Распад общественной морали времен Брежнева только развернулся во всю силу, политическое давление сникало, на смену борьбы за «чистоту партийных точек зрения» пришла аполитичность аппарата, которая давала волю коррупции и теневому характеру нашей экономики. Сажать стали уже не за политику, а за уголовщину. Борьба за «политическое содержание» власти уступила борьбе за «доходное место», политическая борьба миров превратилась в борьбу воров. (Механизм долго был тем же.)
Я, например, очень высоко поставил бы Хрущева, если бы не понимал, что разоблачение сталинизма – единственный путь к власти для него. Он одним махом убирал всех соперников и становился лидером и партии, и народа. Он не поправел к концу своей власти, не впал, не занесся – он опровергал Сталина и одновременно вставал на его место. Он уже не мог действовать по сталинской системе, но при нем начался этот дикий процесс тотального коррумпирования высшей, да и всей прочей власти, расцветший при Брежневе (идеология распада системы в несложном построении – давайте жить дружно: ты мне – я тебе).
Брежнев был аппаратчиком. Как система он был неодолим. Технократы и младотурки ничего не могли сделать и были обречены. Брежнев быстро с ними расправился (с Косыгиным и Шелепиным и всеми его людьми в Ленинграде, на Украине, в Москве, хотя Шелепин рвался к власти наиболее обоснованно: КГБ, телевидение и радио, Ленинград, Киев, МГК – куда уж более). Но вот что такое аппарат: все это ничто перед ним. «Аппаратчик неодолим», – сказал мне тогда Куницын[240]. Он тогда мне врезал: «Посмотришь, как ему будут веревки рубить», – это было еще до падения Шелепина, когда один за другим полетели Толстиков, Семичастный, Егорычев, Шелест и др.
Культ личности был заклеймен, провозглашен был культ аппарата, культ абстрактных мнений, за которыми стояла самая конкретная реальность – культ государственной мафии.
…О Сахарове: «Пророк говорил тихо».
Начинаю новую жизнь,
Не помню, в какой раз,
Но покуда я еще жив,
Начинаю новую жизнь!
Начинаю новую жизнь!
В шестьдесят – это как раз!
Наброски к статье (интервью)
– Административная передовица. (Взамен командно-административного метода.)
Какая демократизация без культуры?.. Европа пережила средневековье – оно накопило духовность. Россия пережила свое средневековье (сталинизм), оно накопило… духовность?
Благотворительность со взломом.
Подкрасить губки истории.
Как-то по ТВ слышал, что кому-то не нравятся слова «неформальные объединения», «неформалы»… А мне до жути нравятся. В них великая разоблачительная сила. Незаконными назвать – закона нет, а сказал «неформальные» – вроде бы неразрешенные и почти незаконные, а тут рядом и противозаконные. Так МВД и относилось к этому сигналу: и закрывали, и били. Но ведь если с канцелярита перевести на человеческий язык, то слова обретают свой смысл, и обвинение организаций в «неформальности» есть самое оголенное и резкое определение всех организаций наших как формальных, именно формализованных, бюрократических, и это партия, профсоюз, комсомол, творческие Союзы, Дома пионеров и т. д.
А то, что, несмотря на формализованность, где-то теплится жизнь, так это не благодаря, а вопреки.
С точки зрения духовной мы пережили свое средневековье – сталинизм, это была огосударственная религия. Мы сажали людей, как сжигали на кострах, я верил не в Джугашвили и не в сталинизм, я был обманут, как обмануты были верующие, под ликующие крики которых сгорел Джордано Бруно. Я верил в добро и социальную справедливость, я верил в любовь, честь, совесть, доброту – мой кодекс вовсе не отличается от христианского, кроме одного и самого страшного… я искренне верил в агрессивность, в силу, в право на силу, а это уже иное… Хотя непримиримость ислама, религиозные войны, церковная иерархия, нечестивость святых отцов и пр.
Что? Надо ждать возрождения? Ибо само возрождение породило и атеизм, и культ плоти, и попрание средневековых нравов…
Все треплются об армии с такой агрессией, что военные стали стесняться своей профессии.
Народ, который не хочет кормить армию оккупантов, должен кормить свою армию. Напряжение Восток – Запад в мире падает, но возникает новое и жуткое напряжение Юг – Север. Неужели непонятно, что и назревающие вопросы не решить под присмотром возможности применения силы – сдерживания (так скажем).
И потом, я мальчик войны. Я помню и 41-й, и 9 мая – праздник для меня безусловный и великий… И я помню 30-летие Победы… Снять это надо… снять!
Если снимать, то немцев не играть – они только документальные (Гитлер и прочие).
Смерть Чаушеску – убийство. Это грязное пятно на совести людей. Я вздрогнул всей душой. Аморальность, кроме чудовищного нарушения гуманизма и прав человека, усиливается и в связи с тем, что
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 205
