Есть надежда, что Амброз проявит себя с лучшей стороны и даст тебе развод. Главное — чтобы мы могли быть вместе и в конце концов через какое-то время — конечно, чем раньше, тем лучше — пожениться. Когда-нибудь война ведь кончится… а даже самые дальние путешествия начинаются с первого шага, и, отправляясь в путешествие, очень неплохо заглянуть вперед.
Она отложила страницу в сторону и взяла другую.
…Не знаю почему, но я уверен, меня не убьют. Смерть, самый последний враг, представляется мне где-то очень далеко, за чередой прожитых лет и старческой немощью. И я просто уверен, что судьба свела нас вместе вовсе не для того, чтобы разлучить навсегда. Мы будем жить много-много лет.
Но его убили. Такая любовь могла кончиться только с жизнью. Он был убит и никогда не вернулся к маме, и все его планы и надежды на будущее остались неосуществленными; под ними подвела черту какая-то пуля или снаряд. Он был убит, а она продолжала жить. Вернулась к Амброзу и сражалась с трудностями и невзгодами всю жизнь, без горечи и сожалений, без капли жалости к самой себе. И ее дети ничего об этом не знали. Даже не догадывались. Об этом не знал никто. Пожалуй, это самое печальное. «Мама, ты должна была рассказать о нем. Рассказать мне. Я бы поняла. Я бы с готовностью выслушала тебя». Она с удивлением заметила, что глаза ее наполнились слезами. Слезы переливались через край, бежали по щекам, оставляя в душе странное, еще неведомое ощущение, что это происходит не с ней, а с кем-то еще. Она, конечно, плакала о маме. «Как я хочу, чтобы ты была здесь! Сейчас. Хочу говорить с тобой. Ты очень мне нужна».
Наверное, это хорошо, что она плачет. Она не плакала, когда узнала о смерти мамы, зато теперь дала волю слезам. Она была в доме совсем одна, никто не мог увидеть ее в слезах, слабой. Суровой и грозной мисс Килинг, главного редактора «Венеры», как не бывало. Оливия снова была девочкой-школьницей, которая врывалась в огромную комнату на первом этаже старого дома на Оукли-стрит с криком: «Мама!», уверенная, что мама обязательно отзовется. И от этих безудержных слез вдруг раскололась и рассыпалась в прах броня, которой она постаралась себя оградить, — ее самообладание и сдержанность. Без этой брони Оливия бы не продержалась первые несколько дней в том холодном мире, где мамы уже не было. И теперь, скорбя о маме, она наконец освободилась и снова стала простой смертной, самой собой.
Немного погодя, уже почти успокоившись, она взяла в руки последнюю страницу письма и дочитала его до конца.
Как бы мне хотелось быть рядом с тобой, вместе смеяться, вместе заниматься домашними делами в Карн-коттедже, который я привык считать своим вторым домом. Все в нем было хорошо в полном смысле этого слова. В этой жизни хорошее никогда не пропадает. Оно становится частью человека, частью его естества. И потому частица тебя всегда и всюду со мной. А часть меня вечно будет с тобой. Любовь моя, сокровище мое.
Ричард — Ричард. — Оливия произнесла это имя вслух.
«Часть меня вечно будет с тобой». Она сложила письмо и вместе с фотографией положила на место в «Осенний журнал». Закрыла книгу, откинулась на подушки и, глядя в потолок, подумала: «Теперь я знаю все». Но в глубине души она понимала, что это далеко не так, и больше всего на свете ей хотелось узнать все до мельчайших подробностей. Как мама и Ричард познакомились, как он вошел в ее жизнь, как между ними возникла любовь, глубокая и неотвратимая. И как его убили.
Кто мог это знать? Только один человек — Дорис Пенберт. Все военные годы Дорис и мама жили вместе. Между ними не было секретов. Волнуясь, Оливия стала строить планы. Как-нибудь в сентябре, когда на работе обычно бывает затишье, она возьмет несколько дней в счет отпуска и поедет в Корнуолл. Но сначала напишет Дорис, что хочет приехать в Порткеррис на несколько дней. Вполне вероятно, та предложит ей остановиться у себя в доме. Дорис будет много вспоминать о Пенелопе, и как-нибудь она подскажет ей имя Ричарда, и та ей все расскажет. Так она узнает все. Но разговорами дело не ограничится. Дорис покажет ей Порткеррис и все памятные для мамы места, где Оливия никогда не была. Покажет дом, где когда-то жила мама, картинную галерею, основанную при содействии Лоренса Стерна, и Оливия еще раз увидит «Собирателей ракушек».
Потом она стала думать о четырнадцати этюдах, написанных дедом на рубеже веков и ставших теперь собственностью Дануса. Вспомнила вчерашний разговор с Ноэлем: «Почему мама завещала их этому парню? Он ей очень нравился? Или она жалела его? А может, хотела помочь?» — «Нет, здесь что-то другое». — «Может, ты и прав. Но мы этого никогда не узнаем».
Она ошиблась. Мама оставила этюды Данусу по нескольким причинам. Своими бесконечными домогательствами Ноэль вывел ее из терпения, а в Данусе она видела человека, которому стоит помочь. Во время поездки в Порткеррис у нее на глазах зарождалась и расцветала его любовь к Антонии; чутье подсказывало ей, что со временем он на ней женится. Пенелопа испытывала к этой паре особую симпатию, ей хотелось помочь им начать самостоятельную жизнь. Но самая главная причина была в том, что Данус напоминал ей Ричарда. Видимо, это внешнее сходство бросилось ей в глаза с самого первого дня, с самого первого взгляда; и тогда она ощутила тесную связь, духовное родство с Данусом. Возможно, ей казалось, что через Дануса и Антонию судьба дает ей еще один шанс обрести счастье, отождествляя себя с ними. Как бы там ни было, они сделали счастливыми последние дни ее жизни, подарили ей радость, и она отблагодарила их таким естественным для нее, но таким поразительным для других образом.
