Однако незадолго до того, как ему исполнилось тридцать, в судьбе приходского священника Фар-Тоттеринга случился поразительный поворот, причиной которому стала безвременная смерть всех его десяти братьев и сестер в результате серии несчастных случаев. События эти, которые писатели того времени любили называть проклятием Кэббиджей, были тесно связаны с уникальной коллекцией средневекового оружия, восточных ядов и смертельно опасных рептилий, принадлежащей викарию. Естественно, случившиеся несчастья положили начало многим зловещим слухам. Возможно, именно поэтому преподобный Кэббидж предпочитал оставаться под защитой священного сана, по крайней мере до его внезапного отъезда из Англии[36].
Можно задаться вопросом, почему человек, богатство которого было весьма велико, а общественный долг сводился к минимуму, посвятил самые плодотворные годы своей жизни созданию невероятно сложной машины, предназначение и принцип действия которой были понятны только ему одному. К счастью, переписка Фарадея и Кэббиджа, недавно обнаруженная в архивах Королевского института, проливает некоторый свет на эту загадку. Если читать между строк, возникает впечатление, что преподобный джентльмен ненавидел свою еженедельную работу, заключавшуюся в написании двухчасовой проповеди, по сути на одни и те же темы, сто четыре раза в год. Он также служил священником в Тоттеринг-ин-Марш с населением в семьдесят три человека. В момент вдохновения, случившийся примерно в тысяча восемьсот пятьдесят первом году, вероятно, после посещения так называемой Большой выставки, удивительного шедевра викторианских технологий, он придумал машину, которая должна была автоматически комбинировать объемы текста в любом желаемом порядке. Таким образом священник мог создать какое угодно количество проповедей из одного и того же исходного материала.
В дальнейшем грубый первоначальный замысел подвергся значительному усовершенствованию. Хотя, как мы увидим позднее, преподобный Кэббидж так и не смог завершить окончательный вариант своего словоткацкого станка, он явно рассматривал возможность создания машины, которая оперировала бы не только отдельными абзацами, но и одиночными строками текста. Что же касается следующей ступени — слов и букв, — то он никогда не предпринимал подобных попыток, хотя и упоминает о такой возможности в переписке с Фарадеем, считая ее своей окончательной целью.
Едва задумав словоткацкий станок, изобретательный священник немедленно взялся за его постройку. Он уже в полной мере успел продемонстрировать свои необычные, некоторые сказали бы — достойные сожаления, технические способности, создав искусные ловушки для людей, посягавших на его обширные владения, уничтожившие как минимум двоих других претендентов на семейное состояние.
Здесь преподобный Кэббидж совершил ошибку, которая, вполне возможно, изменила весь ход технологического прогресса, если не самой истории. Сейчас, когда мы оглядываемся назад, нам кажется очевидным, что решить свои проблемы он мог только с помощью электричества. Телеграф Уитстона уже был известен более десяти лет, к тому же Кэббидж переписывался с гением, открывшим основные законы электромагнетизма. Странно, что он не обратил внимания на, казалось бы, сам собой разумеющийся ответ!
Однако следует помнить, что Фарадей уже впадал в десятилетний период слабоумия, предшествовавший его смерти в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году. Большинство сохранившейся переписки касается его эксцентричной веры, религии под названием сандеманизм, ныне несуществующей, к которой Кэббидж вряд ли мог относиться терпимо.
Более того, викарий ежедневно или, по крайней мере, еженедельно общался с продуктом весьма продвинутой технологии, имеющей за собой тысячелетнюю историю. Церкви в Фар-Тоттеринге посчастливилось обладать превосходным органом, имевшим двадцать один регистр. Он был изготовлен тем самым Генри Уиллисом, чей шедевр тысяча восемьсот семьдесят пятого года, находящийся во дворце Александры в Северном Лондоне, Марсель Дюпре назвал лучшим концертным органом Европы[37]. Кэббидж сам неплохо играл на этом инструменте и прекрасно разбирался в его замысловатом механизме. Он был убежден, что набор духовых труб, клапанов и насосов сможет управлять всеми операциями словоткацкого станка, задуманного им.
Ошибка его была понятной, но роковой. Кэббидж не учел того, что небольшая скорость звука — жалкие триста тридцать метров в секунду — снизит скорость работы машины до полностью неприемлемого уровня. В лучшем случае окончательная версия могла добиться скорости обработки информации в одну десятую бода, так что на подготовку одной проповеди потребовалось бы около десяти недель!
Прошло несколько лет, прежде чем преподобный Кэббидж понял это фундаментальное ограничение. Сперва он считал, что простым увеличением мощности можно ускорить работу машины до бесконечности. Окончательный вариант поглощал всю энергию большой паровой молотилки, неуклюжего предшественника современных тракторов и комбайнов.
Стоит отметить, что о реальном устройстве словоткацкого станка нам известно крайне мало. Приходится полагаться на отрывочные заметки в «Фар-Тоттеринг газет, полные комплекты которой за существенные шестидесятые — восьмидесятые годы девятнадцатого столетия не сохранились, и отдельные заметки и наброски в дошедшей до нас переписке преподобного Кэббиджа. По иронии судьбы немалая часть окончательного варианта машины существовала еще в тысяча девятьсот сорок втором году. Она была уничтожена зажигательной бомбой Люфтваффе, превратившей родовое имение Тоттеринг-Тауэрс в груду развалин[38].
Так называемая память машины была основана на перфокартах, использовавшихся в модифицированном ткацком станке Жаккарда. В те времена практической альтернативы просто не существовало. Кэббидж любил говорить, что собирается ткать мысли, так же как Жаккард — ковры. Каждая выходная строка состояла из двадцати, позднее — тридцати символов, отображавшихся с помощью колес, вращавшихся позади небольших окошек.
