Я считаю, что судья своего рода священник, так как он исполняет высокую и священную обязанность творить суд на земле по правде и своими решениями выражать истину».
После этого предисловия он честно описал историю своих взаимоотношений с судами: Луцкий суд, дело об оскорблении Бочарова, суд с Шевченко, преследование редакторов за клевету и, наконец, суд с гласными и разбор филимоновской апелляции в уездном съезде, поразивший его своей несправедливостью.
«В таком угнетенном состоянии, когда возмутилась душа моя как священника и монаха, я в тот же день написал это прошение в окружный суд, прося в нем прекратить все начатые мной в суде дела. Выражения, допущенные мной в прошении: „крайнее бесстыдство и беспредельная бессовестность“, клянусь именем Бога, употреблены были мной без намерения оскорбить членов Царицынского уездного съезда, а просто я не знаю, как иначе назвать оправдание съездом Филимонова».
Пояснив, что привык называть вещи своими именами, о. Илиодор указал, что и в данном случае лишь сказал то, что есть. «Как существуют болезни физические, существуют и болезни духовные, к числу последних относится и отсутствие стыда. Такие болезненные состояния известны в науке. И я, как врач духовный, поставил только диагноз тому бесстыдству, которое проявилось в решении съезда».
Закончил он с достоинством: «Снисхождения я у вас, судьи, не прошу, ибо по совести должен сказать, что просьбу о снисхождении, при служении моем Божьему делу, я считаю унизительным для себя. Я ищу только правды. … Наказание меня не страшит. Если вы меня осудите, я отбуду наказание в монастыре. Это будет для меня отдыхом от моих тяжелых трудов».
Затем говорил товарищ прокурора, указывая, что о. Илиодор как человек развитый и образованный не мог не сознавать оскорбительности своих выражений. Подсудимый усмотрел в этой аттестации критику и запротестовал. Второй раз он перебил оратора, когда тот назвал его «Илиодором». Это, конечно, не «господин обвинитель», но священник вознегодовал: «Илиодором может быть и швейцар». В обоих случаях председатель умело гасил конфликт, заступаясь за Волжина..
Товарищ прокурора предлагал назначить подсудимому наказание по I степ. 39 ст. Улож. о Наказ., т. е. арест на время от 3 нед. до 3 мес.
Суд удалился на совещание. Двери зала открылись, внутрь хлынула публика.
Вернувшись, суд объявил о. Илиодора невиновным. Он «широко перекрестился и сделал три поклона судьям».
Все заседание заняло 2 часа 5 минут.
Выходил о. Илиодор из зала заседаний совсем не с тем чувством, с которым входил в него. Теперь публика его не раздражала. Наоборот, он спешил поделиться своей радостью даже с ней, улыбаясь и твердя: «Оправдан, оправдан, православные!».
«Никакими особыми инцидентами слушание означенного дела, рассмотренного в присутствии обвиняемого, не сопровождалось», — доложил Волжин прокурору Саратовского окружного суда. Спокойный ход заседания — это всецело заслуга Модестова, который умело успокаивал о. Илиодора, не давал ему уклоняться в опасные темы и особенно касаться личностей.
Мотивируя в тексте приговора свое постановление, суд объяснял, что не входит в оценку решения по филимоновскому делу, однако «вполне верит пастырской клятве» о. Илиодора и признает, что последний «не имел намерения оскорбить членов присутствия уездного съезда, так как не считал эти выражения оскорбительными, а признавал их по своему убеждению правдивыми и допустимыми к изложению, ибо он, по своему положению церковного пастыря, не привык прибегать к иносказательности».
Таково было объяснение для публики. Более достоверной выглядит мотивация, изложенная в докладе Волжина прокурору Саратовского окружного суда. В этом докладе названы две вероятные причины оправдательного приговора: «сделанные со стороны обвиняемого заявления, в значительной степени справедливые, о неправильных действиях, допущенных Царицынским уездным съездом при рассмотрении дела по жалобе о. Илиодора на оклеветание его Филимоновым», и данная о. Илиодором суду клятва. Таким образом, сам товарищ прокурора отчасти признал, что филимоновское дело было решено неправильно.
Вероятно, и Модестов с его коллегами руководились теми же соображениями, выдвигая объяснения о. Илиодора на первый план лишь для того, чтобы затушевать истинную причину своего решения.
Дело с царицынским биржевым комитетом
О. Илиодор судился также с лицами, подписавшими телеграммы министрам с обвинениями иеромонаха в подстрекательстве к поджогам.
Как уже говорилось, таких телеграмм было две — одна от биржевого комитета, с просьбой о переводе иеромонаха, за подписью только председателя Максимова, вторая от лесопромышленников, против проповедей, за подписью группы лиц во главе со Старцевым. По-видимому, формальным поводом для жалобы стали обе эти телеграммы.
Дело было направлено в Петербург, в 6-й участок, а затем передано судебному следователю 1-го участка Царицына для разбора в примирительном порядке.
Выступая против биржевиков и лесопромышленников, о. Илиодор был настроен решительно и выражал уверенность, что «суд оценит их клевету, рассадит их по тюрьмам». По газетным сведениям, иеромонах будто бы даже сказал: «Пусть лесники в тюрьме понюхают запах моих проповедей. А меня никуда не переведут».
Однако дело заглохло, вероятно, ввиду разочарования о. Илиодора в судебной системе.
Выводы
Таковая бесславная история сомнительных побед и горьких поражений о. Илиодора в судах. Скандалы, всюду сопровождавшие этого человека, пробрались и сюда. Дошло до того, что судьи сами подавали на него в суд.
Судебная система Российской Империи, гордость передового общества, открылась перед о. Илиодором с самой неприглядной стороны — от паутины до хитроумных адвокатских приемов и несправедливых приговоров. Самого его «оплевали, осмеяли и обесчестили имя православного священника». Думавший искать здесь защиту и грозивший засадить своих врагов в тюрьму, он в конце концов угодил на скамью подсудимых и рад был, что цел остался. «Еще правда царит в судах!» — сказал один из сопровождавших о. Илиодора священников после оправдательного приговора. Но почему-то этому предшествовали перетасовка состава суда и передача его в руки тактичного Модестова.
Достиг ли о. Илиодор каких-либо положительных результатов? Преследовавшиеся им лица поняли, что с ним шутки плохи. Газеты «стали писать правдивее. И что же? Каждую неделю, с продолжением в трех-четырех номерах, тянутся прекрасно изложенные проповеди о. Илиодора и описание его добрых дел». Однако, по признанию биографа, эти статьи писались «со скрежетом зубовным».
«Отец, а не обвинитель» так и не добился от своих врагов раскаяния. Они не видели в его действиях воспитательных мотивов и роптали, что он поступает не по-христиански, не желая прощать врагов.
Судебная кампания о. Илиодора не повлекла за собой никаких последствий и в Петербурге. Демонстративно возбуждая десятки преследований и прилежно посещая суд, он рассчитывал, что «высокие люди» поймут его намек и вмешаются в дело. Однако они не уразумели скрытого смысла его действий, видя в них лишь очередную выходку скандалиста.
Примечания
1
Свет. 15 декабря 1910.
