— Нет, все хорошо, — сказал я, а Максимус сказал:
— Конечно, тут проблема.
— Сэр, — она хмуро посмотрела на меня. Как все изменилось. — Можно увидеть билет?
Я отдал ей свой билет, она сжала губы, читая его.
— Мистер Форей, ваше место крайнее, а не посередине. Если не слезете с колен мужчины, я заставлю вас покинуть самолет.
— Декс, займи место, — сказала Перри рядом со мной. Я взглянул на нее. Она прижималась к окну и смотрела на нас со смесью отвращения и смущения.
— Ладно, — я быстро слез с него, устроился на свое место и застегнул пояс. — Просто пытаюсь быть в команде.
Стюардесса смотрела на меня пару мгновений со злостью, а потом пошла дальше.
— Декс, ты что-то с чем-то, — сказал Максимус, выглядя потрясенно. Идеально.
— Как только Декс на твоих коленях, его не убрать, — сказал я и посмотрел на Перри. — Верно, малыш?
— Без комментариев, — сказала она и вытащила журнал. Да, веселый будет полет.
После такого начала остальной полет прошел почти без происшествий. Я обзывал Максимуса овощной лазаньей, отсылка к «Сайнфелду», которую он упустил, и я старался говорить с Перри, когда мог. Боров ни разу не покидал место, даже в туалет не уходил. Остальное время я сидел и слушал новый альбом «Slayer», ощущая сильнее связь с Перри, слушая ее любимую музыку.
Моя удача переменилась, когда мы пересели на самолет в Хоустоне. Максимус сидел чуть впереди, пока мы с Перри сидели вместе сзади. Полет был быстрым, слишком быстрым, чтобы позвать Перри в туалет, но мы успели выпить пару Кровавых Мэри в процессе. Я снова обрадовался, что лечу в Новый Орлеан, хотелось бы, чтобы мы с Перри были там туристами. Хотелось бы побывать в отпуске с женщиной. Никаких призраков и работы, только мы, выпивка и секс.
— Как ты? — спросил я у нее, самолет начал посадку. Снаружи уже было темно, город был загадкой под нами. Я не нервничал при полете, но она — да, потому что сжала мою руку с силой. Я сжал в ответ.
— Я в порядке, — сказала она. — Даже рада.
— Я тоже.
— Нервничаю.
— Боишься летать?
— Да, я в порядке, но это не лучшее занятие в мире. Но я нервничаю и насчет следующих дней… или недели… или сколько мы там будем.
Я посмотрел на нее.
— Плохое предчувствие?
Она выдавила улыбку.
— У меня и не было хорошего предчувствия перед нашими съемками. Но мне не нравится, что Максимус в это втянут. Я ему не доверяю.
— Я удивительно рад тому, что ты это сказала.
— Ты тоже ему не доверяешь, это я знаю.
Я сухо рассмеялся.
— Я никогда ему не доверял. Но, должен сказать, я переживал насчет тебя.
Она странно посмотрела на меня, самолет заурчал, выпуская шасси.
— В каком плане?
Я пожевал губу, но уже не мог скрывать правду. Я повернулся к огням за окном.
— Я знаю, что это в прошлом, но то, что вы с Максимусом… что он…
— Ты знаешь, что я даже собой не была, когда это произошло.
Верно. Она говорила так несколько раз, но все равно было больно, это не стирало произошедшего.
— Я переживаю, что у тебя могли остаться чувства к нему, — вот. Я сказал это.
Она снова сжала мою ладонь, и я не смог понять, она пыталась подбодрить меня или себя, ведь самолет коснулся земли и содрогнулся, тряхнув и нас.
— Декс, у меня нет к нему чувств. Особенно после того, что он со мной сделал. Он подставил меня, когда я сильнее всего в нем нуждалась, и я это не забуду.
— У него были свои поводы так делать, — отметил я, почему-то его защищая.
— Я все еще их не знаю. Он сказал, что пытался помочь мне, но он чуть не заточил меня в больнице. Из-за него начались проблемы с родителями, он внушил им идею с психбольницей.
Я не был в этом уверен. Я ненавидел Максимуса и часто винил его во всем. Но я знал, что родители Перри против нее, с тех пор, как впервые встретил их. Они не желали ей зла, они любили ее. Но они не понимали ее, боялись ее, и это делало их опасными.
— Думаешь, он снова сделает что-то такое? Потому что ты знаешь, что я не дам ничему с тобой произойти. Я буду с тобой, в тебе, как только смогу.
Мы выбрались из самолета довольно быстро и встретились в Максимусом у ворот. Я оглядел аэропорт, он был меньше, чем я думал, все было закрытым. Когда мы вышли к машине, я ощутил запах болота — затхлый, влажный и земной.
Максимус улыбнулся себе.
— Боже, как хорошо быть дома, — он вдыхал глубоко, на миг я почти обрадовался за него. Почти. Но не обрадовался. Я вспомнил, что мы были у него дома, и он был главным. Но я отказывался позволять его любви к этому штату затмевать мое мнение о нем.
Мы сели в машину и получили болтливого водителя, что болтал с Максимусом как со старым другом. Водитель-сенегалец перебрался в город после Катрины, его привлекли дешевые дома и дух отстраивающегося города. Максимус не возвращался в город после удара Катрины. После того, как мы поссорились в колледже, он уехал в Новый Орлеан и жил там три года, работал в баре. Это он рассказал водителю.
Нас высадили у узкой улицы во французском квартале, водитель сказал Максимусу, что некоторые районы пострадали сильнее, и он просил нас не соваться туда, будто от этого зависели наши жизни. Он сказал, что в некоторые места не ездил, даже если много платили.
Мы поблагодарили его за предупреждение, вытащили сумки из машины и осмотрелись. Мы с Перри не знали об этом месте, но тут Максимус справился неплохо. Мы остановились в старом трехэтажном доме с широким крыльцом, газовыми лампами и коваными железными балконами. Казалось, такой дом должен быть на плантации или во Франции. Я сразу понял, что город выглядел так, как я его и представлял. Я оглянулся, позади мерцали вдоль улицы фонари, яркие дома стояли рядом с барами, где мне тут же захотелось напиться, а скрытые дворики словно сошли с фильмов.
— Я словно в Диснейленде, — сказала Перри, глядя на дом с широкой детской улыбкой.
— Тебе нужно перестать вести себя так мило, — сказал я, притянув ее к себе и поцеловав в губы.
Максимус кашлянул.
— Рад, что вам нравится. Там есть кровать, завтрак с самыми вкусными оладьями в городе. Кроме кафе Дю Мондэ, если оно тут еще есть.
Я отодвинулся от Перри и посмотрел на него. Он не радовался нашим нежностям, и я задумывался, когда он начнет спрашивать, что случилось с нашими отношениями. Он явно знал, что мы теперь вместе, и, судя по блеску его глаз, ему не нравилось. Терпи, рыжий.
Его вид стал хуже, когда мы отправились регистрироваться, и я сказал бодрой женщине за стойкой с пухлым лицом, что нам нужно две комнаты, а не три.
