Ки судорожно вздохнула, ей было жутко. Ночная тьма зловеще нависала над крохотным, слабеньким пламенем ее костерка. Она облизала пересохшие губы и только тогда решилась рассмотреть то, что хранилось в лакированной коробке. Это была голова статуи. Мужская голова. Ки осторожно опустила ее на крышку сундука и слегка наклонила, чтобы как следует рассмотреть при свете огня.
Голова покоилась на низенькой подставке из пористого черного камня с кроваво-красными прожилками, и Ки смутно подивилась тому, какой грубый булыжник пошел на подножие для шедевра. Ибо голова была настоящим шедевром, из тех, что хранят в золотых ларцах и водружают на хрустальные постаменты. Она казалась совершенно живой: неведомый мастер с удивительным искусством передал не только скульптурные формы, но даже и цвет.
Из какого камня, обладавшего фактурой живой человеческой кожи, была изваяна эта плоть? Какой художник покрыл его сероватым налетом, изображавшим, должно быть, смертную бледность?.. Прямые черные волосы были изображены прилизанными, но лишь для того, чтобы подчеркнуть аристократическую лепку черепа. Бледно-серые глаза под тонкими дугами черных бровей были слегка приоткрыты, словно бы в полусне. Нос был тонкий и прямой, а губы – полные, чувственные. Губы вдруг шевельнулись, раздвигаясь в улыбке, и Ки увидела мелкие ровные зубы.
– Что за бардак ты устроила, Ки, из самого простого дела! – заявила голова и повернулась туда-сюда на своей подставке, ни дать ни взять разминая сведенные от долгой неподвижности мышцы. – Я, в общем, ждал, что возникнут кое-какие трудности, но такое!.. Подобной катастрофы мне и в страшном сне… Э, погоди, куда ты?..
Когда прозвучали первые слова, Ки застыла в столбняке. Когда же выяснилось, что ей не примерещилось, – сползла с сундука и стала пятиться прочь, за пределы освещенного круга.
– Ты куда, Ки? – продолжала голова. – Неужели ты бросишь меня, своих коней и фургон и убежишь в лес? Ну убежишь, только отчет перед теми, кто снарядил тебя в эту поездку, держать все равно придется. Что же касается меня… Даже и в этом состоянии у меня еще есть кое-какие способности, но я все же чувствовал бы себя гораздо уютнее, будь при мне мое собственное тело. Руки и ноги, понимаешь? Заметим, те самые руки и ноги, которые ты столь безответственно потеряла…
Ки стояла у самого края освещенного круга, и волосы у нее слегка шевелились. И в то же время незатронутая ужасом часть сознания понимала: ей знакомо это лицо и этот голос, вот бы еще вспомнить, кому они принадлежали. И, ко всему прочему, голова говорила здравые и разумные вещи, от которых даже в столь удивительных и жутких обстоятельствах отмахнуться было невозможно. А может, не «даже», а «в особенности»… Ки молча смотрела на незнакомца, не решаясь ни удрать, ни вернуться.
– Да ладно тебе бояться! – продолжала голова снисходительным тоном. – Имей, в конце концов, вежливость. Я был бы весьма благодарен тебе, если бы ты дала мне хлебнуть своего чаю. В моем нынешнем состоянии телесные потребности не столь велики, но горло пересохло – сил нет. Неужели я по твоей милости еще и просижу тут всю ночь один?..
Ки расправила плечи и вернулась к нему, всем своим видом изображая храбрую решимость, которой на самом деле не было и в помине. Взяла свою кружку… Когда она поднесла ее к губам головы, ее руки дрожали, но лишь чуть-чуть. Незнакомец отпил. Ки поставила кружку и ретировалась на другую сторону костра.
– Вот так-то лучше, – вздохнула голова, и Ки показалось, что серый оттенок начал покидать ее кожу. – Но я, кажется, тоже начинаю забывать, как надо себя вести. Я – Дреш, до недавнего времени – одно из влиятельных лиц Дайяла, а в будущем, надеюсь, – одно из влиятельных лиц Горькух. Это, впрочем, зависит от того, сколь успешно ты выполнишь обязательства, оговоренные подписанным тобою контрактом. Покамест ты, хм-хм… Надеюсь, это-то ты понимаешь?
– Покамест я понимаю, что мне всучили груз, который я нипочем не повезла бы, если бы знала заранее, что он в действительности собой представляет! – отрезала Ки. Подхлынувшая ярость смыла страх. – И рожу твою я, кстати, узнала! Это ты изображал пьяного медника и мутил народ в той дайяльской таверне, толкая дурацкую речь против Заклинательниц. Это ты подбивал земледельцев и ткачей к открытому неповиновению, призывал сжигать шерсть и зерно, только чтобы дань Заклинательницам не платить! А когда началась заварушка, ты сбежал и предоставил мне возмещать все убытки…
Пока Ки говорила, лицо Дреша начало неуловимо меняться. Его веки пьяно отяжелели, щеки обрюзгли и отвисли, мокрый рот приоткрылся… Еще мгновение, и пьяного медника как не бывало. Перед Ки снова было красивое, утонченное мужское лицо. И оно ей улыбалось. Будь оно при соответствующем теле, да в несколько иных обстоятельствах, и Ки, вполне возможно, улыбнулась бы в ответ. Но теперь его усмешка только обозлила ее.
– Кто-то хочет намять тебе холку, Дреш, – сказала она. – Ой как хочет! Так хочет, что расстегнулся и аж заплатил золотом за заклинание ветра. Это магия не из дешевых! Тот, кто охотится за тобой, видно, достаточно богат, чтобы удовлетворять любую свою прихоть. И мне почему-то кажется, что мое вмешательство его вряд ли обрадует. Ты же, Дреш, нанял меня в качестве возчицы, а не телохранителя…
– «Обязуюсь предпринять все от меня зависящее, дабы груз прибыл к месту своего назначения в целости и сохранности», – процитировал Дреш. – Сие было подписано, причем не просто твоим именем, но еще и знаком свободнорожденной, с пометкой об отсутствии вассальной зависимости. Так что твое собственное тщеславие, Ки, привязало тебя ко мне куда крепче, чем даже я сам мог бы подстроить. И, – тут Дреш поднял бровь, предупреждая новую вспышку со стороны Ки, – подумай вот еще о чем. Ты боишься, что навлекла на себя гнев некоторых богатых и влиятельных персон, которые, допустим, хотят до меня добраться. Так вот, это действительно так. Только Заклинательниц никто не нанимал, Ки. Они сами действуют против меня. И если ты меня здесь бросишь, любовью к тебе из-за этого они все равно не проникнутся. Ты прекрасно знаешь, что ромни их особым расположением не пользовались никогда. Уже то, что ты довезла меня сюда из Дайяла, они расценят как дерзкий акт прямого неповиновения и чуть ли не бунт. Так что вставай-ка лучше на мою сторону и помоги собрать мое тело воедино. По крайней мере хоть будешь под моим покровительством. И защитой, ибо я не так уж бессилен.
Ки зло смотрела на него сузившимися кошачьими глазами, взвешивая про себя возможности, о которых он не упомянул. Во-первых, она могла попросту засунуть его голову в свой фургон и отвезти ее в Горькухи. Да, но там придется иметь дело с союзниками Дреша, или кто там его еще ждет. Во-вторых, она могла сама разыскать Заклинательниц, изъявить им нижайшую покорность и по доброй воле вручить им эту треклятую башку, если… Слишком много «если». Если они ей поверят. Если они вообще пожелают ее выслушать. Если она разыщет их прежде, чем они разыщут ее. И, самое главное, если БЫ она уже не дала своего слова. Не подписалась в том, что обязуется в целости и сохранности доставить этот, прах его подери, груз. Боги, ну и дела!.. Этот тип держал ее на тройном поводке: имя, рождение, вассальная верность. И врагов она по его милости себе нажила, каких врагу не пожелаешь: Заклинательниц Ветров!.. Ки чувствовала себя так, словно ввязалась в игру, где даже и начальные ставки были ей не по карману. Что остается делать? Разве только помереть…
