Но девушка наотрез отказалась выходить замуж за кого бы то ни было, она и слышать об этом не хотела. Умбелина по своей наивности и простоте в глубине души лелеяла надежду на счастье дочери с Эугенио, ведь они так привязаны друг к другу, но убедившись в том, что сеньор и сеньора Антунес уготовили сыну совсем другое будущее, попыталась было уговорить дочь покориться воле крестных. Но поняла, что дочь не переубедить.
Умбелина всегда относилась к своим благодетелям с большим почтением, но при этом держалась с достоинством. Она не видела ничего зазорного в своей бедности, что же касается статуса ее семьи, то она была вдовой бравого лейтенанта доблестной армии Минас-Жерайса, в которой большинство военнослужащих происходило из достойных семей и каждый солдат был уважаем так же, как сам сеньор Антунес.
Маргарита, ах, бедная Маргарита! После разговора с четой Антунес в ее душе словно произошло затмение, все больше и больше погружающее ее во тьму. Куда подевалась ее жизнерадостность? Тяжелая тоска овладела ее сердцем. Она сознавала, что на небосводе ее судьбы сгущались тучи, и со страхом ждала, что в любую минуту может разразиться гроза. Нет, им с Эугенио не устоять перед страшной силой, способной разрушить их самые горячие клятвы.
Переживая, Маргарита прятала глаза от матери и страдала в одиночестве. И если бы не надежда, теплившаяся глубоко в душе, она бы давно сломалась под гнетом этой тоски.
Эугенио и Маргарита были словно два цветущих деревца, чьи корни переплелись, питаясь от одной земли, чьи листья шелестели от одного и того же дуновения ветра. Но вот безрассудный садовник решил, что такое соседство вредно им, и пересадил одно дерево. А для этого ему пришлось жестоко разрубить их корни. И вот с обоих деревьев опала листва, а их ветви покинули птицы.
Убедившись в том, что Умбелина не способна побороть сопротивление дочери, сеньор Антунес, полный негодования, принял решение выгнать их с фазенды. Жена не перечила ему.
— Что за дерзость! — кричал он, и багровые щеки его тряслись от гнева. — Наша подруга решила, что я трачу деньги и время на воспитание сына, чтобы потом отдать его этой девчонке! Не бывать этому! Никогда! И они еще нос воротят от такого заманчивого замужества!
— Ты прав, конечно, — согласилась сеньора Антунес. — Мне следовала принять меры раньше. И не позволять Умбелине устраивать у себя праздники, на которые сходились мужчины со всей округи. А дети из благочестивых семей тратили там деньги своих родителей. А она этого якобы не понимала!
— Она прибегала к любым уловкам, чтобы заманить в свой дом нашего сына, в этом меня никто не переубедит! — негодовал сеньор Антунес. — Теперь-то я понимаю, что когда мы спали, он тайком покидал дом и проводил там все ночи! И о чем же это говорит, а, сеньора?
— Правильно, правильно! Какой ужас! Выгони эту обманщицу, что мы пригрели на нашей груди! Хватит! Хватит! Не хочу ее больше видеть! Я не забыла случай со змеей! Это дьявол, да-да, дьявол искушал нашего мальчика!
Вот так и было принято необратимое решение и вынесен приговор двум несчастным женщинам, приговор несправедливый и жестокий, единственной причиной которому стало фанатичное желание супругов оградить сына от влияния Маргариты и ее матери.
Скоро Умбелине с дочерью пришлось собрать свой нехитрый скарб и навсегда распрощаться с милым сердцу домом, живописным цветущим лугом, ручьем и рощей, у которой они нашли пристанище на столько добрых лет. Умбелина, которой, конечно же, тяжело было покидать эти места, смирилась со своей участью легче, нежели бедная Маргарита, которая так и не могла понять, чем же она вызвала гнев крестной матери. Какая же у нее тяжелая доля! Судьба отобрала у нее даже эти любимые места, для кого-то, быть может, и ничем не примечательные, но так много значившие для нее!
Когда за холмами исчез знакомый пейзаж, она поняла, что ее мечта о счастье утонула в море людской ненависти и словно услышала скорбный голос, произнесший: «Все кончено». Так, наверное, в слезах покидала райские кущи Ева, все снова и снова бросая взгляд, наполненный тоской, на сад, где она была так счастлива и который только что потеряла. Но ведь она была не одна, рядом с ней был Адам. Бедная Маргарита! Покидая родные места, где она провела счастливое детство, она навсегда прощалась и со своей любовью.
Глава семнадцатая Как могущественна власть времени! Даже самая сильная боль в конце концов отступает.
Эугенио, уставший от страданий, постепенно возвращался к реальности. Религиозность, так долго не проявлявшая себя под гнетом несчастной любви, наконец-то вновь проснулась и пусть не смогла полностью излечить его израненную душу, но облегчила страдания, сделав его жизнь менее мрачной и тоскливой.
Он больше не мог мириться со своим одиночеством, но не зная, где искать помощи, лишь молился у распятия, целовал его и просил избавить от мук и сомнений, сжигавших его душу. В церкви под звуки органа и пения церковного хора душа его очищалась и обретала спасение.
Тем временем ему исполнилось девятнадцать лет. Он уже не жил в общей комнате для мальчиков. Как у семинариста, готовящегося принять сан духовенства, у него была отдельная комната, где он продолжал прилежно молиться и соблюдать посты. В свободное от молитв время он углублялся в чтение богословских трудов Святого Иеронима Стридонского, Блаженного Августина или же произведений Святого Франциска Сальского и Блаженной Терезы Авильской.
Благочестивые занятия и чтение богословской литературы вкупе с тщательным изучением математики, философии и теологии, столь живительными для разума, постоянное чтение Екклесиаста утешали его сердце и защищали от соблазнов окружающего мира.
Но не думайте, что Эугенио, просветленный чтением трудов святых мужей, забыл Маргариту. Просто любовь его, очищенная религией от плотской страсти, стала светлее и выше, а горький яд тоски более не отравлял его душу. Образ Маргариты словно застыл среди ангелов на своде храма, а голос ее звучал в наполнявших храм прекрасных песнопениях. В его воображении Маргарита по-прежнему стояла подле него на коленях, когда он в уединении молился перед образом Божьей Матери, как это бывало в их детстве. Два чувства, присущие ему с самого детства, любовь и религия, удивительным образом примирились в его просветленной душе.
Но религиозность не подавила в его сердце любовь к подруге детства, а стало быть, к одному из самых совершенных творений на земле — женщине. Ведь по природе своей два этих светлых чувства вовсе не несовместимы, лишь канон, установленный людьми, строго велел священникам давать обет безбрачия.
Эугенио рад был посвятить себя служению Богу, и если бы не Маргарита, ничто не смогло бы заставить его изменить своему решению. Разум его беспомощно метался между этими сильными влечениями, которые, не будь разделены строгим уставом, слились бы для него в счастливое будущее, но теперь вызывали лишь испуг и тревогу.
