Билли распахнул перед Давиттой дверь, и девушка прошла к карете. Лакей открыл дверь, и Давитта увидела сидевшего внутри лорда Мундсли. Он наклонился к девушке и протянул ей руку.
— Садитесь, Давитта. Я хочу поговорить с ваяю.
— Я… я как раз собиралась прилечь отдохнуть…
— Я задержу вас недолго.
Не видя другого выхода, Давитта протянула ему руку я села в карету. В тот же миг лошади тронулись, я девушка испуганно спросила:
— Куда вы меня везете? Мне ведь надо вернуться!
— Не волнуйтесь. Мы только проедем чуть медленней по дороге, чтобы на нас не глазела вся улица, — ответил лорд Мундсли.
Давитта поняла, что именно он хотел сказать — их не должна увидеть в первую очередь Виолетта.
Лорд был прекрасно одет — с гвоздикой в петлице и огромной жемчужной булавкой в галстуке. Он держался очень уверенно, и Давитта поневоле засмущалась. Чтобы скрыть волнение, она быстро заговорила:
— Я должна поблагодарить вас. Вы были очень добры… и цветы чудесные… но прошу вас, не присылайте мне больше ничего!
Она ожидала вопроса «почему?», но вместо этого лорд спросил:
— Боитесь, что Виолетта будет ревновать? Вот об этом я и хотел поговорить.
Лошади остановились. Давитта поняла, что ее никто не собирается похищать, и уже спокойнее спросила:
— О чем именно вы хотели бы поговорить?
— Ответ прост — о вас и обо мне.
Заметив удивленный взгляд Давитты, лорд Мундсли пояснил:
— Вы не могли не заметить, моя прелестница, что я стал вашим рабом с первой же встречи. Я хочу сделать вам некое, предложение…
— П-предложение? — переспросила Давитта.
Лорд Мундсли не шевельнулся, но Давитту уже охватило то знакомое чувство отвращения, как и прошлым вечером, когда он обнимал ее, и девушка инстинктивно отодвинулась подальше на сиденье, жалея, что в карете слишком мало места.
— Как я понял из слов Виолетты, — продолжал лорд Мундсли, — вы приехали в Лондон на поиски работы. Конечно, я мог бы поговорить с Джорджем Эдвардсом и устроить вас в «Веселый театр», но мне кажется, вы не рождены для сцены.
Давитта издала вздох облегчения, решив, что ее опасения напрасны, лорд Мундсли просто пытается помочь ей. Повернувшись к лорду, она ответила:
— Я очень благодарна вам за эти слова. На сцене меня ждал бы провал… и к тому же такая жизнь мне совсем не по вкусу… да и маменька не одобрила бы.
— Ваша матушка умерла, — заметил лорд Мундсли, — поэтому вас не должно заботить ее мнение.
Давитта возмутилась — как он смеет говорить такие вещи?
— Согласитесь, — продолжал лорд Мундсли, — ваша матушка не обрадовалась бы, узнай, что вы живете в нужде и лишь мечтаете о роскоши, в которой такие красавицы, как вы, должны купаться по праву.
Широко распахнув огромные глаза, Давитта робко спросила:
— О чем вы говорите… я не понимаю…
— Я говорю, моя дорогая, что с радостью подарю вам уютный домик в Челси, множество платьев и вообще все, что вы пожелаете.
Услышав такое, Давитта просто задохнулась от ужаса. Но не успела она прийти в себя, как лорд Мундсли уже обнял ее и притянул к себе. Девушка начала вырываться.
— Нет! — закричала она. — Как вы можете… как вы смеете! Это дурно… отвратительно! Вы ведь женаты! Это против всех законов… это страшный грех!
Ее слова звучали так страстно, что лорд Мундсли даже оторопел. Он не отпустил девушку, но на его лице было написано глубочайшее изумление. Девушка вновь попыталась вырваться. л — Послушайте, Давитта… — начал было лорд, но крик?
Давитты заглушил его слова:
— Я ничего не буду слушать! Я ничего не хочу слышать… ничего!
Извернувшись, девушка вырвалась из объятий лорда, распахнула дверцу кареты и выскочила на дорогу, не успев удивиться тому, что лорд Мундсли даже не пытался остановить ее.
Давитта побежала по тротуару к дому. К счастью, дверь оказалась открыта — Билли как раз забирал у торговца какой-то сверток.
Давитта пробежала мимо слуги и взлетела по лестнице с такой скоростью, словно за ней мчались все гончие преисподней. Влетев в свою комнату, она захлопнула дверь, заперла ее на замок, протиснулась мимо сундуков и бросилась на кровать.
— Как он мог… как он посмел предложить такое! — бормотала она.
Ее сердце бешено билось, а шляпка, свалившаяся с головы, болталась на лентах за спиной. Швырнув ее на пол, Давитта уткнулась лицом в подушку. Вот, значит, какие порядки в этом Лондоне! Вот что на самом деле произошло с Рози! Но как можно было подумать, что Рози была любовницей маркиза и он вышвырнул ее не из-за размолвки, а из-за того, что больше не нуждался в ней?! Это так отвратительно, Давитта не в состоянии даже постигнуть всей глубины этого кошмара.
Разумеется, ей приходилось слышать о женщинах, которые, говоря библейским языком, «вершили прелюбодеяние», и о которых в приличном обществе говорить не принято. В деревне неподалеку от замка Килкрейгов был случай, девушка убежала из дому с женатым волынщиком, а значит, он не мог жениться на ней. Давитта услышала об этом от слуг и сразу же кинулась с вопросами к маменьке. Та осторожно объяснила, что таким образом девушка потеряла любовь родителей и уважение всех знакомых.
— Зачем же она это сделала, маменька? — недоумевала Давитта.
— Она поддалась соблазну, — коротко ответила матушка.
— Все равно не понимаю, — возражала Давитта. — Зачем ей было бежать с человекам, который никогда на ней не женится?«.
— И такое бывает, дорогая. Но я не хочу говорить об этом. Эти вещи лучше забывать, и как можно скорее.
Но слуги продолжали судачить о сбежавшей Джинни»и Давитта не могла сдержать любопытство.
— Я всегда говорила, что она плохо кончит, — шептались женщины. — Ничего, когда он получит от нее сполна все, что захочет, она пожалеет о своей глупости.
Тогда Давитта не поняла, на что намекали слуги, но не стала задавать вопросов — ей все равно ничего не желали объяснять. Через два года пришло известие, что Дженни родила, а волынщик оставил ее, и бедная девушка утопилась вместе с ребенком. Давитта все-таки не выдержала и спросила у матери:
— Почему же люди это допустили? Разве Джинни не могла вернуться домой?
— Если бы она вернулась, родители не пустили бы ее на порог, — ответила маменька.
— Как, неужели они обрекли бы ее на голодную смерть?!
— Сама я никогда не смогла бы так поступить, — призналась матушка, — но я прекрасно знаю родителей Джинни.
Это люди сурового и строгого нрава, к тому же истово верующие. Они никогда не простили бы дочери позор, который она навлекла на их семью.
