— Но вопрос все равно остается открытым, — разумно заметила Люсия, — и я подумаю, что смогу сделать и подготовлюсь к этому.
Она умолкла, а потом произнесла вполголоса, словно про себя:
— У меня были очень хорошие учителя. Маменька никогда не нанимала гувернанток, она говорила, что потом все равно пожалеет об этом, ведь толку от них маловато.
— Похоже на правду, — согласился маркиз. — Но, Люсия, для гувернантки вы слишком молоды.
— Возможно, но образование у меня куда лучше, чем у большинства из них.
Люсии показалось, что маркиз скептически посмотрел на нее, и она добавила:
— Папенька всегда настаивал, чтобы я много читала и знала не меньше, чем они с маменькой. У него была оксфордская степень, а маменька была настолько умна, что папенька всегда предлагал ей написать книгу.
— Почему же она этого не сделала?
Люсия усмехнулась:
— Она не хотела тратить время, которое можно провести с папенькой и со мной, но я думаю, что, если бы папенька умер первым, она все же села бы за работу.
— О чем же она могла написать?
— О, она знала очень много! Она была сведуща в философии, в обычаях народов Европы, много рассказывала о нелегкой судьбе женщин во всем мире.
Маркиз был изумлен:
— Откуда ваша матушка знала такие вещи?
К его удивлению, Люсия не стала ничего объяснять, просто отвела взгляд и, как уже бывало, слегка покраснела. Опять она сказала больше, чем хотела.
Вместо ответа девушка произнесла:
— Я думаю, что отсюда Большой канал смотрится особенно великолепно, лучше, чем откуда-либо еще.
Действительно, с того места, где они сейчас находились, были видны маленькие петляющие улочки и палаццо, выходившие к величественному мосту Риалто, запечатленному на многих полотнах.
Маркиз хотел было заметить, что она так и не ответила на его вопрос, но решил не расстраивать девушку, которой и так пришлось сегодня очень тяжело. Он согласился с ее словами, а через несколько минут гондола остановилась у палаццо. Они поднялись по лестнице, и Люсия тотчас же отправилась к себе снять шляпку.
Маркиз остался дожидаться ее в библиотеке, украшенной теперь картинами ее отца. Когда Люсия вошла, маркиз рассматривал одно из полотен, ощущая запечатленный Бомоном свет, лившийся с неба и отражавшийся от воды, и восторгаясь мастерством художника. Девушка подошла к маркизу и очень тихо произнесла:
— Это моя самая любимая картина. Когда он ее закончил, мне казалось, она может говорит со мной.
— Мне тоже так кажется, — ответил маркиз.
Люсия удивленно посмотрела на него — маркиз понимал ее, как никто другой. Он заметил, что девушка плакала, но не стал расспрашивать ее. Вместо этого он опустился на диван и произнес:
— Я заказал английский чай — надеюсь, вам понравится. Или вы предпочитаете шампанское?
— Я хотела бы чаю, — ответила Люсия.
Хотя здесь в палаццо серебряная посуда была не того качества, к которому привык маркиз, но повар старался приготовить поистине английские сандвичи и пирожные.
Люсия разлила чай с той простотой и естественностью, какую можно было ожидать только от истинной леди, Со времен королевы Анны чаепитие стало в Англии едва ли не священным обрядом, и маркиза частенько раздражало, когда женщины, которым он покровительствовал, не соблюдали обычай. Однако Люсия оказалась безупречна в роли хозяйки. Отпив чай из фарфоровой чашечки — на всякий случай маркиз прихватил с собой в Венецию великолепный сервиз, — она аккуратно съела сандвич, а потом пирожное.
Поглядев на бесчисленные блюда с деликатесами, стоявшие на столе, маркиз произнес:
— Если вы не собираетесь следовать моде и бесконечно худеть, вам придется есть больше, чем сейчас!
Люсия усмехнулась:
— Я никогда в жизни не ела так много, даже когда жила дома.
— Расскажите мне о вашем доме, — попросил маркиз. — Вы говорили, перед отъездом ваш отец все продал, но, должно быть, остались родственники, которые с радостью примут вас теперь.
Наступило молчание. Наконец Люсия ответила:
— Вы же сказали… что сейчас мы не будем об этом говорить.
— Разумеется, нам не к спеху, — согласился маркиз, — но я думаю, вам следует написать тетушке, или кузине, или бабушке, рассказать им о своей жизни и подготовить и» к своему приезду.
Люсия потупила глаза. Смотревшему на нее маркизу показалось, что на фоне массивных стен библиотеки девушка выглядит слишком хрупкой. Вероятно, причиной тому был цвет ее волос и безупречность белой кожи, но маркиз не мог отделаться от ощущения, что это неземное существо не в состоянии справиться ни с чем, включая собственное будущее.
Впрочем, он тут же сказал себе, что это глупо. Девушка похудела от недостатка пищи и от хлопот с отцом, однако она здорова, и задача маркиза подготовить ее к дальнейшей самостоятельной жизни.
Понимая, что он ожидает ответа, Люсия наконец произнесла:
— Вам покажется это странным… но у меня нет родных!
— Как это — нет родных? Родня есть у всех, другое дело, близкая или нет.
— А у меня нет… к сожалению.
Теперь она говорила твердо, явно собираясь закрыть этот вопрос, и маркиз буквально онемел, услышав такой тон.
— Я не верю, что это правда.
Наступила тишина. Потом Люсия произнесла.
— Я уже говорила, что не хочу быть обузой для вашей светлости. Вы были очень добры, пообещав отвезти меня в Англию… а там я найду, где поселиться.
— Ну вот, вы говорите глупости и что-то скрываете, — рассердился маркиз. — Вы же прекрасно знаете, что я не допущу ничего подобного.
— Я… я справлюсь.
Маркиз нахмурился.
— Я знаю, вы рассчитываете на деньги, которые я заплатил за картины вашего отца, — сказал он, — но вы должны понимать, что когда-нибудь они кончатся. Более того, девушка вашего возраста и внешности не должна путешествовать одна. Это невозможно!
— Я буду в безопасности, — ответила Люсия, — потому что я вернусь… в Литтл-Морден.
— Но ведь дом продан?
— Там есть человек, у которого я могу остановиться.
— Кто же?
Он понял, что Люсия не хочет ничего говорить ему, но через миг она будто сдалась и неохотно ответила:
— Моя старая нянюшка. Когда я была ребенком, она жила в той же деревне в собственном домике.
Словно не в силах поверить услышанному или подозревая девушку во лжи, маркиз внимательно посмотрел на Люсию. Девушка заглянула ему в глаза, и он понял; она не лжет.
— Но вы не сможете долго жить там! — возмутился он — Не собираетесь же вы заживо похоронить себя в Литтл-Мордене?
