IV. О способности суждения как априорно законодательной способности
Способность суждения вообще есть способность мыслить особенное как подчиненное общему. Если общее (правило, принцип, закон) дано, то способность суждения, которая подводит под него особенное (и в том случае, если она в качестве трансцендентальной способности суждения априорно указывает условия, при которых только и может быть совершено это подведение), есть определяющая способность суждения; если же дано только особенное, для которого способность суждения должна найти общее, то эта способность есть рефлектирующая способность суждения.
Способность суждения по Канту – это одна из трех высших познавательных способностей души наряду с рассудком и разумом. В общем виде определение способности суждения выглядит как «способность мыслить особенное как подчиненное общему». Но нужно, конечно, прояснить, что это такое за «особенное» и «общее». Особенное – это то, что нам дается. Всякая воспринимаемая нами вещь или явление и есть «особенное». Общее – это понятия. Скажем, у нас голове есть понятие «бутылка» – емкость с узким горлом для хранения жидкости. Таким же образом у нас есть в голове понятие стола, стула, расчески и всего того, с чем мы обычно имеем дело. И когда мы видим какую-то вещь (то самое «особенное»), мы судорожно перебираем в голове варианты понятия. Если вещи совпали с понятием, например, перед нами действительно сосуд с узким горлом и в нем жидкость, то мы говорим: «Это бутылка». Если же такого совпадения не найдено, то, как правило, мы по аналогии предполагаем, что это может быть, или ищем авторитетное мнение (ученые, словари и проч). Итак еще раз – способность суждения есть способность мыслить особенное как подчиненное общему, то есть умение соотносить это особенное с понятиями рассудка.
Определяющая способность суждения лишь подводит особенное под общие трансцендентальные законы, которые дает рассудок, закон предписан ей априорно, и ей не нужно самой измышлять закон, чтобы подчинить особенное в природе общему. Однако существует такое многообразие форм природы, столько модификаций общих трансцендентальных понятий, остающихся не определенными теми законами, которые априорно дает чистый рассудок, ибо они имеют в виду возможность природы (в качестве предмета чувств) вообще, что для всего этого также должны быть законы; в качестве эмпирических они могут в соответствии с пониманием нашего рассудка быть случайными, но поскольку они должны называться законами (как того требует понятие природы), их следует все-таки признавать необходимыми, исходя из некоего, хотя и не известного нам принципа, принципа единства многообразного. Следовательно, рефлектирующая способность суждения, которой надлежит подниматься от особенного в природе к общему, нуждается в принципе – из опыта она его заимствовать не может, так как именно этот принцип должен обосновать единство всех эмпирических принципов, подчиненных также эмпирическим, но более высоким принципам, другими словами, возможность их систематического подчинения друг другу. Подобный трансцендентальный принцип рефлектирующая способность суждения может дать себе как закон только сама; она не может взять его извне (так как в этом случае она была бы определяющей способностью суждения) или предписывать его природе, ибо рефлексия о законах природы сообразуется с природой, а не природа с условиями, согласно которым мы пытаемся получить совершенно случайное в отношении этих условий понятие о ней.
Поскольку общие законы природы имеют основание в нашем рассудке, который предписывает их природе (правда, лишь в соответствии с общим понятием о ней как природе), этот принцип должен быть лишь таким, который устанавливает, что частные эмпирические законы в отношении того, что в них осталось не определенным упомянутыми общими законами, надлежит рассматривать в таком единстве, будто некий рассудок (хотя и не наш) также дал их нашим познавательным способностям, чтобы сделать возможной систему опыта сообразно частным законам природы. Это не значит, что следует действительно исходить из наличия такого рассудка (ибо эта идея служит принципам лишь рефлектирующей способности суждения, для рефлексии, а не для определения), и эта способность дает, таким образом, закон только самой себе, не природе.
Кант делит способность суждения на определяющую и рефлектирующую. Разница в том, что для определяющей способности суждения понятия нам заранее даны. Когда я вижу бутылку, в моей голове уже есть представление бутылки (общее, которое дано) и мне легко соотнести его с самой бутылкой. Выходит, что определяющая способность суждения имеет познавательный характер, ведь понятия коренятся в рассудке и работает именно он.
Но нам интересен, конечно, случай с рефлектирующей способностью. В каком смысле нам не дано общее? Ведь всякий раз, когда перед нами оказывается некий предмет, даже если мы не находим понятия в голове, мы умудряемся его для себя объяснить. Что это за амнезическое состояние, где мы не понимаем «основания действительности» объекта? Это иной по отношению к определяющей способности суждения регистр восприятия. Эстетический регистр, который Кантом назван «рефлектирующей способностью суждения». Мы не то чтобы не знаем понятия, но мы отвлекаемся от него. Как это свойственно кантовской философии, поиск ведется преимущественно в поле чистого суждения вкуса. Ведь давайте признаем, мы никогда не сможем полностью отвлечься от понятия «бутылки», глядя на бутылку. Всегда будет примешивается к суждению вкуса понятие об объекте. А значит, это не чистое эстетическое суждение, но смешанное с познавательным суждением. А в каком поле возможно чистое эстетическое суждение?