«Он продолжал говорить в своей профессорской манере, но в голосе его зазвучала вдруг нотка удивления. „Посмотрите на эту руду: это же мировое качество. Мировое. И за столько лет мы не сумели добиться никакой пользы от этих огромных ресурсов“. Президент Конде сделал паузу. И пробормотал, почти сам себе: „Как мы можем быть такими богатыми — и такими бедными?“»
За хорошими кикерами я опять-таки хожу на сайты вроде thenewyorker.com. В русских и украинских изданиях их днем с огнем не сыскать — никто не думает об эффектных концовках. Мне даже не удалось найти хороший свежий пример для этой главы. Представляете себе, какие конкурентные преимущества вы, читатель, приобретете, если начнете делать, как авторы The New Yorker?
А для начала попробуйте взять наугад любую статью из «Власти», «Русского репортера» или киевского «Корреспондента» и привести ее в соответствие с ньюсвиковским каноном. Это будет не так-то просто: и над первым абзацем, и над вторым, и над концовкой, и над структурой главок придется поломать голову. Между тем увидите, что весь необходимый материал в тексте, который вы выбрали наугад, скорее всего, есть. Его нужно просто вытащить из-под завалов, отряхнуть и предъявить читателю во всей красе.
8. Зовите меня Измаил
Между журналистикой и литературой на самом деле не так много общего. Главное различие, конечно, в том, что писатель если и ограничен в сроках, то лишь по собственной инициативе. Над журналистом всегда висит топор дедлайна. За недолгое отпущенное ему время ремесленник должен собрать как можно больше полезного материала. На сочинение текста часы, а то и минуты отпускаются по остаточному принципу. Поэтому многие журналисты, зная, что не умеют красиво писать, занятие свое не бросают — зато они умеют рыть, вызванивать, доставать, бежать, тащить. Писатели, которым надо бы бросить это дело, — те просто не понимают, что у них плохо получается.
И все-таки есть в работе репортера два совершенно литературных момента: это сочинение лида (первого абзаца) и кикера (последнего абзаца). То, что между, — это, как мне объяснил один из мастеров, учивших меня ремеслу, просто кирпичная кладка. Красота репортерского текста, хоть новостного, хоть журнального — в простых, чеканных формулировках. Даже репортаж, цель которого — создать у читателя эффект присутствия, почти никогда не выигрывает от попыток написать «литературно».
Пожалуй, эталонный репортаж написал в журнале «Русский Newsweek», в номере за 19–25 июля 2004 года, Александр Гордеев. Речь в нем идет об убийстве первого главного редактора русского Forbes Павла Хлебникова. Вот первые четыре абзаца этого текста:
«Павел часто засиживался на работе допоздна. Вечером 9 июля примерно в половине десятого он написал письмо одному из авторов, взял рюкзак, попрощался с ночным дежурным Геннадием Ковалевым, сидевшим у входа, и ушел. Минут через 10 Геннадий зашел в наш кабинет — мой и моих заместителей: „Саш, какой-то человек звонит, говорит, что Павлу Хлебникову выстрелили в живот“. Мы с моим заместителем Дмитрием Кузнецом, обозревателем Михаилом Фишманом и Геннадием немедленно отправились на улицу. „Говорит, что вроде из „духовушки“, — вспомнил Геннадий по дороге. Охранник в вестибюле ничего не знал, на стоянке у входа — пусто. Повернули за угол, по направлению к метро, и увидели метрах в ста от здания, на другой стороне улицы, группу людей. Это была милиция. Напротив стояла „скорая“. Мы подошли. Павел лежал на спине, рюкзак так и остался на плечах. Рядом небольшое пятно крови, сантиметров пятнадцать, в нем лежала пуля. Было видно, что он ранен в живот, рубашка там промокла. Небольшое пятнышко крови около правого виска, почти на брови, похожее на ссадину, без отверстия. Из уха шла кровь.
Метрах в тридцати в сторону метро было большое пятно крови, вокруг которого потом собрали гильзы. Там в Павла стреляли. Он смог еще немного пройти назад, в сторону редакции.
Коренастый фельдшер попытался перебинтовать Павла чуть ниже грудной клетки, попросил помочь. Кузнец приподнял Павла, но тут фельдшер просто положил бинт сверху и отошел в сторону. Рубашка на Павле была расстегнута до середины, ниже бинта лежала какая-то картонка, кажется, оторванная от пачки сигарет.
Павел выглядел так, как будто очень устал. Но взгляд был ясный, даже спокойный. Ты знаешь, что произошло?“ — я спросил его по-английски, думал, ему сейчас легче говорить на родном языке. Но он быстро ответил по-русски: „Нет, не знаю. Кто-то стрелял“. — Ты не знаешь кто?» — «Нет».
