— Да, — ответил я, начиная нервничать, — я все понял.
Мы подошли к двери. Лугонг толкнул ее и вошел. Я последовал за ним.
Когда глаза привыкли к сумраку, стало ясно, что мы оказались в пещере, скорее всего, образовавшейся естественным образом и впоследствии обработанной изнутри. Все округлое пространство справа было ограничено сплошной скальной породой, закопченной, но легко узнаваемой как природный гранит. Левая стена, по всей видимости, изначально была отверстием пещеры, сейчас заложенным плоскими камнями. У этой стены стояла примитивная печь, сделанная из таких же плоских камней. Железная ржавая труба уходила в стену, из которой для этой цели был вынут один камень. Справа внизу, стена пещеры переходила в длинный и достаточно широкий каменный выступ, очень напоминающий топчан или широкую лавку.
Лугонг деловито достал из кармана спички и, подойдя к противоположной от двери стене, утопавшей в сумраке, зажег свечу, прилепленную к каменному выступу. Затем, не поворачиваясь, вернулся к двери и встал рядом со мной. Свеча вспыхнула неожиданно ярко и осветила прямоугольную нишу, вырубленную в скале. В нише, скрестив ноги и глядя прямо на меня полуоткрытыми глазами, сидела мумия…
Мой испуг был настолько велик, что я едва не выскочил за дверь. Помешала рука Лугонга, охватившая мое плечо стальным зажимом.
Темно-коричневая кожа плотно обтягивала кости черепа мумии. Губы настолько высохли, что верхняя треснула в двух местах, обнажая черные десна и зубы. Немного подкожного жира оставалось только в опущенных веках, которые на фоне остального лица выглядели несоразмерно большими. Верхняя часть головы была обмотана красным платком, расшитым бисером. Одет отшельник был в бархатный грязный кафтан с широкими рукавами, из которых торчали высохшие кисти рук с длинными черными ногтями, больше похожими на когти хищной птицы.
Лугонг, кланяясь, приблизился к отшельнику и принялся что-то шептать ему в ухо, почти касаясь губами сморщенной кожи на виске. Меня замутило. Вскоре Лугонг, чуть повернув голову, скосил на меня левый глаз и, шевельнув пальцами, сделал знак подойти. Непроизвольно копируя движения Лугонга, я, кланяясь, подошел к нише и опустился на колени, протягивая отшельнику Дордже. Я увидел, как птичьи когти протянулись к моим рукам и цепко схватили артефакт. В этот момент я заметил, что кожа на мизинце левой руки, держащей Дордже, треснула до самой кости. Желудок скрутило в рвотном спазме. Я вовремя почувствовал, как Лугонг легко пинает меня ногой, подавая знак отойти. Сдерживая рвоту, я поднялся и с поклонами заспешил обратно к двери спиной вперед. Вздохнув с облегчением, уселся на камень. Со своего места я видел, что глаза отшельника полностью открыты, а «птичьи лапки» виртуозно вращают два жезла в разных направлениях.
Внезапно раздался громкий металлический щелчок, и вместо двух жезлов в руках отшельника оказалась цельная металлическая свастика. Полный Дордже, изображение которого в Гималаях и Индии я видел сотни раз.
Лугонг с поклоном принял артефакт из рук отшельника, не оборачиваясь, спиной подошел ко мне и повернулся:
— Засунь под одежду и прижми к голому телу левой рукой, — приказал он.
Я взял в руки Дордже и попытался рассмотреть крестовину крепления. Два жезла оказались соединены между собой точно посередине рукояток, но никаких признаков крепления не было! Ни щелей, ни подобия замка. Внешне это выглядело как сплошная конструкция.
— Поторопись! — грубо окликнул меня Лугонг.
Секунду поколебавшись, я оттянул вырез одеяла и воротник куртки и просунул Дордже внутрь, прижав к голой груди левой рукой. Лугонг одобрительно кивнул.
— Сколько мне так держать? — спросил я.
— Можешь не держать, — равнодушно ответил он, — оно и так будет с тобой. На время…
И верно, едва я отпустил руку, артефакт словно прилип к моей груди.
— Учитель будет готов к закату, — произнес Лугонг, — а сейчас выйди и принеси дров. Нам нужен будет огонь.
— Он… Твой учитель? Как Тонпа? — попробовал я уточнить.
— Мой и других. Да, как Тонпа.
— Тонпа как Шенраб Мивоче?
— Нет, не как Шенраб. Просто сильный маг, — снисходительно ответил Лугонг.
— Почему он так выглядит? — не унимался я. — Ты извини, конечно, но я видел, что его кожа трескается до кости.
— В горах это обычное дело. Сухой воздух.
— Я не об этом… Почему он так выглядит, если он живой?!
— Я думал, ты знаешь… Ему больше ста лет. Последние несколько лет он находится в самадхи. Уверен, ты понимаешь, о чем я говорю. Это был единственный способ дождаться момента, когда ты принесешь Дордже. Сейчас он может спокойно уходить.
Я не стал заострять внимание на словах «когда ты принесешь Дордже». Я уже ясно сознавал, что не был свободен в своих решениях и поступках и что здесь ждали именно меня и с самого начала вели в это место.
Кучу хвороста я обнаружил справа от двери, когда вышел наружу. Укладывая сухие кривые палки на согнутые предплечья, я почувствовал, как глаза защипало от слез. Мне стало одиноко и страшно. Я вспомнил маму, наши походы в парк аттракционов, как мне было весело кататься на карусели и настоящем живом рыжем пони. Вспомнил, как соседская собака укусила меня за руку, когда я пытался угостить ее сливочной тянучкой; как мама прижимала меня к груди и ерошила мне волосы… И старый чемодан с чертовыми записками деда. Тоскливое предчувствие туманило мне рассудок. Набрав тяжеленную связку хвороста, я направился ко входу. У двери стоял Лугонг и пристально смотрел на меня. Мои слезы моментально высохли, и я почувствовал злую решимость дойти до конца и какую-то необычную для меня ненависть. Ненависть к Лугонгу, к этой мумии, горам и еще ко всему на свете…
— Чувствуешь что-нибудь необычное? — громко спросил Лугонг.
— Еще как чувствую! — сквозь зубы процедил я. — Вы все…
Внезапный спазм в ребрах сбил дыхание, и я ощутил, как Дордже шевельнулось на моей груди, давяще и нестерпимо горячо. Невыносимые судороги охватили все тело, и я скорчившись опустился на колени вслед за водопадом из хвороста. Судороги были столь сильны, что, скуля сквозь зубы, я ждал, когда лопнут все мои мышцы, внутренние органы и даже голова. Я провалился в глубокий обморок. Придя в себя, увидел улыбающееся лицо Лугонга. Он протягивал мне надтреснутую фарфоровую чашку с плескавшейся в ней черно-коричневой жижей.
— Выпей, это поможет, — успокаивающе произнес он, — сейчас сила Дордже входит в тебя и предоставляет шанс пройти обряд.
Трясущейся рукой я схватил чашку и, задержав дыхание, опустошил ее. Спустя минуты моя злость исчезла, уступив место спокойствию и даже бодрости. Давление на грудь продолжалось, но становилось более терпимым и где-то даже приятным. С помощью Лугонга я собрал рассыпавшийся хворост и занес в пещеру. Пока я разжигал печь, Лугонг, зашедший вместе со мной, куда-то исчез. Когда огонь в печи разгорелся и отблески огня осветили оставшиеся темные места пещеры, я обратил внимание на одеяло в виде занавеси, висевшее слева от ниши учителя. От теплого воздуха, идущего из печи, оно начало колыхаться, загибаясь внутрь стены. Наверное, там было еще одно помещение. Бросив беглый взгляд на отшельника, я заметил, что глаза его по-прежнему открыты и не мигая смотрят прямо на меня. Я сел на свой камень, сомкнул веки и прислонился спиной к каменной стене. Было очень неуютно. Я просто физически чувствовал на себе взгляд из ниши. Стараясь выглядеть сонным, я «естественным» движением натянул колпак себе на глаза. Стало немного комфортнее, и, разморенный идущим от печи теплом, я задремал…
