– Это, верно, люди, заклепанные великим царем Александром Македонским, – сказал Мстислав. – Вот что говорит о них Мефодий Патарский.
И Мстислав, много читавший, а к тому же обладавший прекрасной памятью, начал цитировать наизусть:
«Царь Александр Македонский дошел в восточные страны до моря, до так называемого Солнечного места, и увидел там людей из племени Иафетова, и нечистоту их тоже увидел: ели они всякую скверну, комаров и мух, кошек, змей, и мертвецов не погребали, но ели их, как и женские выкидыши, и скотов всяких. Видя это, Александр боялся, как бы не умножились они и не осквернили землю, и загнал их в полуночные страны в горы высокие; и по Божьему повелению почти сошлись за ними горы высокие, не сошлись только на двенадцать локтей, и тут сами собой сотворились ворота медные и помазались синклитом; и если захотят ворота эти взять, не смогут и огнем их спалить, ибо свойство у синклита такое: ни огонь его не сожжет, ни железо его не возьмет. В последние дни выйдут восемь колен из пустыни Етривской…» Это те восемь колен, которые бежали в пустыню, когда Гедеон иссек остальные четыре, – добавил Мстислав от себя. – «Выйдут и эти скверные народы, что живут в горах полуночных».
Интересный разговор был внезапно прерван вестью о том, что Олег стоит на Клязьме.
Олег думал, что Мстислав, лишенный войска, убежит из Новгорода. Но к Мстиславу в тот же день пришло все его войско. Мстислав стал перед городом, и не пошел ни Олег на Мстислава, ни Мстислав на Олега. Так они и стояли четыре дня друг против друга.
Мстислав, оценив силы Олега, понимал, что нуждается в подкреплении. И тут к нему пришло известие о том, что отец посылает брата Вячеслава с войском.
Вячеслав появился в четверг после Федорова воскресенья. А в пятницу Олег двинулся к городу, Мстислав же двинулся на него. Он дал половчанину Куную, давно уже находившемуся на новгородской службе и принявшему христианство, стяг своего отца, поставив Кунуя командовать пехотинцами на правом крыле. На Олега голубой стяг с изображением архангела подействовал как красная тряпка на быка. Обе стороны пошли в бой: Олег против Мстислава, его брат Ярослав – против Вячеслава. На реке Колокше новгородцы сошли с коней, воины Олега – тоже, и началась рукопашная. Мстислав стал одолевать, когда же Олег увидел, что Мономахов стяг заходит ему в тыл, – бежал.
Вернувшись в Муром, он оставил там Ярослава с половиной войска, а сам направился к Рязани. Это разделение войска с братом было большой его ошибкой. Он рассчитывал взять Рязань, набрать там воинов и вернуться к Мурому, который, по его расчетам, осаждать пришлось бы довольно долго, но все вышло иначе. Мстислав, подойдя к Мурому, сумел взять город миром, освободил пленных воинов своего погибшего брата и тоже пошел к Рязани. Не дожидаясь Мстислава, Олег выбежал оттуда; Мстислав же и в этот город вошел с миром, присоединив его заодно к владениям своего отца. Из Рязани он послал к Олегу, говоря: «Не убегай никуда, куда можешь, но пошли к великому князю с мольбой не изгонять тебя второй раз из Русской земли. И я пошлю к отцу своему просить за тебя». Олег каялся и обещал сделать так, как советует Мстислав, хотя это было неслыханным унижением – принимать советы от двадцатилетнего крестного сына. Мстислав вернулся в Новгород с чувством исполненного долга.
Добрыня, все это время бывший с Мстиславом, привез Мономаху грамоту от сына, где было сказано: «Договоримся с ним и помиримся, а брату моему суд Божий был. Не будем за него мстить, но положим то на Бога, когда предстанем перед Ним; а землю нашу не погубим».
– Он по молодости своей, неразумный, смиряется, на Бога все возлагает; я же человек, а не святой, – мрачно сказал Мономах Добрыне, хотя в письме своем писал примерно то же самое. Но тогда Олег был победителем, а теперь – побежденным.
Тем временем Олег внимательно перечитывал письмо Мономаха, которое при получении, упоенный успехом, пробежал мельком. Он понимал, что, хотя положение и изменилось, Мономах не посмеет отречься от единожды написанного. Для Олега важно было, что Мономах признал за ним права на Муром. Сказанное о Муроме можно было перенести и на Чернигов.
В уме Олега созрела смелая мысль. Он решил предложить Святополку и Мономаху устроить съезд всех князей и разрешить спорные вопросы. В письме он обставил это так, что добровольно отдается на суд родичей своих. Казалось бы, это было неслыханной дерзостью – умному, но не слишком образованному Олегу, не победив образованных Мономаха и Мстислава в бою, пытаться победить их в споре. Но Олег рассчитывал на поддержку большей части зависимых князей, которым наверняка захочется воли, как только эта воля замаячит перед ними. Святополка же он, как и Мономах, глубоко презирал и совершенно не боялся. Олег был готов на развал Русской земли ради того, чтобы получить хотя бы Чернигов.
Местом проведения съезда Олег предложил Любеч – одно из немногих владений, которые у него еще оставались. Мотивировал он это, конечно, другим: в Любече родилась легендарная ключница Малуша, мать Владимира Святого, и Любеч, мол, есть родовое гнездо русских князей.
Мономаху вовсе не хотелось ехать к Олегу в гости. Он плевать хотел и на Владимира Святого, и на его мать. Но Святополку понравилась мысль о родовом гнезде. К тому же он считал, что нужно уважить дважды побежденного и смирившегося Олега. Поскольку слово великого князя было решающим, Мономаху пришлось подчиниться. Съезд было решено провести в Любече в следующем году.
А в это время в Западной Европе происходили удивительные события. Двадцать шестого ноября 1095 года на поле близ южнофранцузского города Клермона, где проходил церковный собор, папа Урбан II призвал к крестовому походу. В марте 1096 года, еще до победы русских воинов над Тугор-ханом, крестьяне, горожане, бедные рыцари, нищие и даже воры пошли к Великому Городу. Они забирали себе все, что считали нужным, потому что все Божье принадлежит Божьим воинам. Если на пути им попадались иудейские общины, они громили их и убивали иудеев, мстя им за распятие Иисуса. В конце года в путь отправилось уже крупное рыцарство, более тяжелое на подъем.
Но на Руси это никого не интересовало, кроме, может быть, купцов, торгующих с иноземными странами. Все были поглощены собственными заботами.
Любечский съезд
Любечский замок, принадлежавший теперь Олегу, был, однако, построен Мономахом в ту пору, когда тот был черниговским князем. Он стоял на крутом холме, до сих пор носящем название Замковой горы.
К замку можно было добраться по подъемному мосту, перекинутому через сухой ров. После того как гость проезжал и мост, и мостовую башню, он попадал в узкий проезд между двумя стенами. Бревенчатая дорога вела вверх по холму к главным воротам крепости. По этой дороге предстояло проехать всем князьям, собирающимся на съезд. К крепости примыкали две стены, ограждавшие дорогу.
По обеим сторонам ворот, где надо было спешиться, стояли две башни. За воротами начинался глубокий тоннель с тремя заслонами, преграждавший путь любому врагу. Пройдя все это, гость попадал в небольшой дворик; там находилась стража. Отсюда можно было подняться на стены, где имелись помещения с маленькими очагами, у которых обогревалась стража, а возле них маленький подвал с каменным потолком.
