Время тянулось невыносимо и каждый час казался вечностью, а дорога бесконечной. В Швеции дороги абсолютно спокойные, без крутых виражей и серпантинов – заснуть можно.
Поздно вечером мы оказались в небольшом городке, в котором мне надо было сесть на автобус, отправляющийся в Финляндию. На остановке, кроме меня, были еще шесть итальянцев. Молодые люди замерзли, и поэтому пытались согреться, похлопывая друг друга по спине. Они весело дурачились, смеялись и что-то рассказывали, перебивая друг друга. Я тоже стала мерзнуть и, в попытке хоть чем-то погреться, закурила. Молодой человек из компании нерешительно посмотрел в мою сторону, а потом неуверенно направился ко мне и попросил сигарету. Мы оба знали, что здесь это не принято, но я не раздумывая угостила его. С радостным криком «синьора подарила мне „Принц“!» он умчался обратно.
Я так и не поняла, что мною двигало, ведь раньше у меня был железный принцип – не угощать сигаретами. Курение – вредная привычка, с которой я боролось не одну сотню раз и, если я травлю добровольно себя, то очень не хочется учавствовать и быть виноватой в чужом самоотравлении.
Подъехал старый автобус, молодежь бойко забросила свои сумки и инструменты прямо в салон и мы поехали. Финскую границу мы проехали незаметно, потому что таможня была на ночь закрыта. На конечной остановке мы попрощались и ребята отправились на музыкальный фестиваль в Хельсинки, а я села на следующий автобус.
Вот тут слегка запахло родиной. Старый автобус скрипел и пыхтел даже на ровной дороге, а в салоне стоял стойкий аромат выхлопных газов и бензина. Я приспособилась дышать не в затяжку, но это не помогло и у меня сильно разболелась голова. Надо же, отвыкла от неудобств. Ехать предстояло долго, поэтому, чтобы окончательно не околеть от холода, я достала купленную в подарок отцу куртку и натянула ее прямо поверх пальто. Жаль, что я не купила ему зимней обуви – сейчас она бы очень пригодилась, потому что ноги сильно замерзли, а согреть их было нечем.
Через четыре часа я вышла в городе Рованиеми. Часы показывали половину третьего ночи, было очень холодно и моросил дождь. На улицах – ни души, словно я попала в заколдованный город. Окинув взглядом опытного путешественника центральную площадь, я предположила в какой стороне стоит искать гостиницу. На каблуках, с тяжелыми сумками в руках я побрела по полутемным улицам в надежде на будущий отдых. Эх, зря я перед поездкой переоделась в принцессу.
Я нашла пять гостиниц, но все они были закрыты и на звонки никто не выходил. Вот это я попала! Надо найти заправку и там отсидеться до утра. Через километра полтора я нашла… закрытую заправку. Город спал глубоким сном: ни людей, ни машин, никаких признаков жизни, кроме мерцающих светофоров, свет от которых тускло отражался в черных лужах.
Выбора не было, а поэтому я вернулась на автовокзал, снова нацепила на себя подарок для папы и улеглась прямо под дождиком на единственную скамейку. Заграница тоже разная бывает.
* * *
Первым попутным автобусом я отправилась на финско-российскую границу. В приграничном городке поменяла норвежские кроны на евро и дождалась посадки на автобусик, идущий на родину.
В миниавтобусе пришлось долго перелазить через чужие баулы и сумки, чтобы, в конце-концов, сесть на свободное место. Пассажиры бурно общались, делились впечатлениями и планами, а мне было странно слышать русскую речь в таком количестве.
Финская таможня встретила нас тихо и равнодушно. Все прошли только паспортный контроль. Зато на российском пропускном пункте доблестные воины границы сделали досмотр по полной программе: от микроавтобуса до содержимого пакетов с едой. То ли они работу свою очень любят, то ли своих соотечественников в чем-то подозревают. Но нарушителей среди нас, к их сожалению, не оказалось и поэтому мы все благополучно сели по своим местам и выехали на основную «стиральную доску», потому что то, по чему мы ехали дорогой назвать нельзя.
Меня сразу удивила резкая смена природы. Вплоть до финской границы все деревья и растительность были нормальными, а сразу на российской стороне деревья были чахлыми, корявыми и гниющими на корню.
Последовали еще две проверки документов, а где-то на пол пути водитель разрешил всем страждущим сходить по нужде в придорожные кусты. Девочки – налево, мальчики – направо. Может, в этом и выражается основное достижение российской демократии – какать, где угодно?
* * *
Родной город встретил шумом, многочисленными огнями и многолюдными улицами. Я почувствовала внутри себя раздражение и досаду за то, что снова вижу хмурые, злые лица. Где радость от встречи с Родиной? Может, мы стали чужими?
Я позвонила в дверь своей квартиры и с замиранием прислушалась к приближающимся шагам и характерному щелканью замка. Девчонки завизжали от радости и мы бросились друг другу в объятия прямо на пороге. Как же долго я их не видела! Мы сидели обнявшись в гостинной и они наперебой рассказывали о своей жизни в деревне, о том, как им было плохо без меня, как все их пугали, что мама не вернется, что она бросила их ради норвежского мужа, а они ждали и молились.
Я не могла обмануть их ожидания и рассказать правду. А поэтому, чтобы успокоить их, наврала много хорошего об их будущем отчиме. Правду они, конечно, узнают, но пусть это будет попозже.
Сестра не совсем искренне поздравила с браком, считая меня недостойной такого счастья: муж и норвежец в одном лице. Разубеждать и спорить всегда бесполезно, поэтому, чтобы убить в зародыше ее чувство зависти, я честно сказала, что Одвард уже сосватал ее за своего друга – владельца и механика собственной автомастерской.
Сестра терпеливо слушала о моих впечатлениях-переживаниях, которые, вобщем, сводились к тому, что Норвегия – это другая планета, другой мир: комфортный, красивый, но пока чужой. И в этом мире трудно адаптироваться и самореализоваться. Я откровенно призналась, что мой муж – нищий, что нам придется начинать все с нуля. Но, может, это даже и к лучшему, потому что тогда он не сможет меня попрекнуть тем, что я приехала на все готовое или вышла замуж ради денег.
Зазвонил мобильный – это был Одвард. Он переживал, как я добралась. Милый, милый мой великан, я уже скучаю по тебе. Я сказала все хорошие слова, какие только знала, и пожелала ему спокойной ночи. Мой рассказ о норвежской жизни закончился далеко за полночь. Дети и сестра давно спали, а я еще долго ворочалась с боку на бок, растревоженная собственными воспоминаниями. Я не успела рассказать, как вкалывала на гольф-бане, что два раза приходила бывшая подруга мужа и закатывала мне пьяные скандалы, оскорбляя меня последними словами и заявляя права на Одварда. Многое ушло на задний план и не казалось таким важным, как раньше.
С первых дней прибывания на родине горький стресс и тревога стали обычным моим состоянием. Люди, пытаясь залезть в переполненный автобус, с озлоблением давили друг друга, невзирая на стариков, женщин и детей, машины пытались задавить любого пешехода, в магазинах все также процветало обычное хамство продавцов, которые пытались втюхать просроченный или некачественный товар, а, чтобы не отравиться, приходилось хорошенько присмотреться и принюхаться к мясу, колбасе, пельменям, молоку или рыбе. Все было по-прежнему – я вернулась в ад.
