Она помолчала, а потом стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно естественнее, словно между прочим, спросила:
– Вы уже получили Метрику для вашей крошки?
– Разумеется! – ответ матери прозвучал, как удар хлыста. Я невольно представил себе выражение ее лица, с которым она произнесла эти слова. Когда она заговорила вновь, голос ее звучал еще резче.
– Харриет! Ты хочешь сказать, что ты еще не получила Метрику?!
В ответ не раздалось ни слова, но мне послышался звук сдавленного рыдания. Холодно и жестко мать произнесла:
– Харриет, дай-ка мне взглянуть на твоего ребенка как следует!
Несколько секунд я ничего не слышал, кроме всхлипываний тетки. Потом она тихо и неуверенно сказала:
– Ведь это такая малость, Эмили… Я думаю, тут нет ничего страшного…
– Ничего страшного?! – рявкнула мать так, что я вздрогнул. – И ты… Ты посмела притащить своего монстра в мой дом, да еще набраться наглости сказать: «Ничего страшного»!
– Мо… монстра? Ты сказала, мо… – в голосе Харриет звучала такая острая боль, словно ее жгли каленым железом.
– Немудрено, что ты не посмела звать инспектора, – холодно произнесла мать. Выждав несколько секунд, пока тетка не успокоилась, она продолжала – Мне хотелось бы знать, Харриет, зачем ты принесла… это сюда? Зачем ты пришла с… этим? А, Харриет?
Прежде чем ответить, тетя несколько раз всхлипнула, а когда начала говорить, голос ее звучал тускло и безжизненно.
– Когда она… Когда я увидела ее в первый раз, я хотела убить себя. Я знала, что ее никогда не признают настоящей, хотя отклонение это почти незаметно. Но я не сделала этого, потому что подумала, что сумею как-нибудь спасти ее. Я… Пойми, я люблю ее, она… Она чудесная девчушка, совсем здоровенькая, кроме… кроме этого. Ну, взгляни сама… Взгляни, разве я не права?
Мать молчала, и тетя, вздохнув, продолжала тем же безжизненным голосом:
– Я не знала, просто понятия не имела, как это сделать. Я просто… Просто надеялась. Я знала, что могу продержать ее немного у себя, пока ее не отберут… Ведь по закону дают месяц. Целый месяц… Всего месяц, а потом необходима регистрация и… я решила воспользоваться этим сроком. Держать до последнего…
– А Генри? – перебила ее мать. – Что Генри говорит?
– Он… сказал, что мы должны заявить немедленно. Но я не позволила ему… Я не могла! Эмили, я не могла! Ведь это уже третий раз! Я держала ее на руках и молилась, молилась и… надеялась. А потом, когда я узнала, что у тебя преждевременные… и тоже девочка, я подумала…
– Что ты подумала? – холодно и удивленно спросила мать. – Какое это может иметь отношение ко мне? Хоть убей, не понимаю, к чему ты клонишь?
– Я подумала, – еле слышно произнесла тетя, – если бы я могла оставить свою крошку у тебя, а с собой взять твою…
Судя по воплю, который издала мать, она не сумела даже найти слов, которые бы выразили ее омерзение и ужас.
– Да ведь это же только на день-два, не больше!… – торопливо взмолилась тетя Харриет. – Только пока я получу Метрику! Ты… ты же моя сестра, Эмили, моя родная сестра! И только ты можешь мне помочь теперь! Помочь сохранить мою дочь! – Она расплакалась.
Некоторое время мать молчала. Потом она заговорила.
– Никогда в своей жизни, – взвешивая каждое слово произнесла она, – я не слышала ничего более возмутительного! Прийти сюда в надежде, что я… я буду помогать тебе в этом ужасном противозаконном деле!… Должно быть, ты просто помешалась, Харриет! Подумать, что я могу одолжить… – она не успела закончить свою речь, как послышались тяжелые шаги отца, прошедшие мимо моей комнатушки и остановившиеся на пороге спальни.
– Джозеф! – с пафосом обратилась к нему мать. – Скажи ей, чтобы она ушла отсюда. Скажи ей, чтобы она убралась прочь и забрала с собой это!
– Но ведь… – озадаченно пробормотал отец. – Ведь это же Харриет!…
Тогда мать подробно, не стесняясь присутствия тетки, рассказала ему все.
– Это… Это правда, Харриет?! – по-видимому, не до конца поверив, обратился к тете отец.
Та помолчала, а потом заговорила устало и обреченно:
– Это уже третий раз. Они опять заберут мою дочь, как забрали первых двух, а я… Я не вынесу этого. И Генри… Я уверена, он выгонит меня и найдет себе другую жену, которая родит ему нормальных детей. И тогда для меня все будет кончено. Я пришла сюда в последней надежде… Пришла за помощью или… хотя бы за участием. Если мне и мог кто помочь, так только Эмили… Но теперь я вижу, как это глупо было с моей стороны – прийти к вам! Как глупо было надеяться на вас!
Ей никто не ответил.
– Что ж, я все поняла, – тихо сказала Харриет. – Я… пойду.
Но не такой человек был мой отец, чтобы дать ей просто так уйти. Не мог он упустить случая высказать свое отношение к подобным происшествиям.
– У меня не укладывается в голове, – начал он медленно, постепенно накаляя себя, – как ты могла прийти сюда, в дом, где чтут и почитают Господа, с такой просьбой! Но мало того! Я не вижу на лице стыда! Тебе и впрямь не стыдно?!
– Чего же я должна стыдиться? – неожиданно спокойно спросила в свою очередь тетя Харриет. – Я не совершила ничего постыдного. Нет, мне не стыдно – мне больно. Очень больно, но не стыдно.
– Чего стыдиться? – угрожающе переспросил отец. – Не стыдиться того, что ты произвела на свет кощунство?! Не стыдиться того, что ты пыталась вовлечь свою родную сестру в преступление, сделать ее сообщницей? – он перевел дыхание и разразился длинной проповедью – Слуги дьявола среди нас, рядом с нами. Они только и ждут случая, чтобы сбить нас с пути истинного. Нет предела их стараниям исказить представление об истинном образе и подобии Творца, и через наши слабые души они стремятся разрушить и осквернить чистоту расы. Ты согрешила, женщина! Загляни себе в душу, и ты поймешь, как тяжело ты согрешила! Твой грех позорным пятном ложится на нас всех! Ты забыла, что всякое отклонение от образа и подобия Божьего есть богохульство! То, что ты произвела на свет, оскверняет…
– Оскверняет? Богохульство? – прошептал Харриет. – Одна несчастная крошка?
– Крошка, которая, случись все так, как ты замыслила, стала бы взрослой и порождала себе подобных. Порождала бы их из поколения в поколение, пока вдруг среди нас не стали бы кишмя кишеть мутанты – поганые и омерзительные! Так случалось в местах, где ослабевала вера людская, но здесь так никогда не случится! Стыдись, женщина!… Теперь иди, и да восторжествует в твоей душе покорность, а не гордыня! Заяви об этом властям, как того требует закон, и молись, молись, дабы снизошло на тебя очищение!
Послышались два легких шага. Ребенок захныкал, когда Харриет взял его на руки. Тетя подошла с малышкой к двери, отодвинула щеколду и внезапно остановилась на пороге.
