– Почему ты так странно рассматриваешь меня и мою комнату? Неужели соскучился по обществу своей невоспитанной жены? – нервно поинтересовалась Рита, которой не терпелось вернуться к работе.
– Мне сказали, что тебя последнее время не видно на общественных мероприятиях. Полагаю, не следует бросать вызов обществу пренебрежением к принятым на себя обязанностям. Тебе необходимо почаще посещать женские собрания и всякие благотворительные ярмарки.
– А зачем? – спросила она, поднимая на него свои медовые глаза. – Ты боишься, что кто-нибудь заметит мое отсутствие и подумает, что ты убил меня и похоронил мое тело в саду?
Уголки его рта судорожно дернулись от ее сарказма.
– Не знаю. Надо поинтересоваться у знакомых – не пришла ли кому в голову столь идиотская мысль.
– Честно говоря, я немного устала от этих бесконечных аукционов и базаров. Во всяком случае, меня вполне устраивает моя нынешняя жизнь, – как можно спокойнее произнесла девушка, чувствуя, как в груди предательски дрожит сердце.
Все эти дни она старалась не думать о супруге, пытаясь загнать как можно дальше свое прежнее чувство. Но все было напрасно, и эта проклятая влюбленность сейчас нахлынула с такой силой, что стало больно дышать. Этот мерзавец так хорош собой… Но она не могла позволить, чтобы Уильям заметил ее волнение.
– Ты, наверно, скучаешь одна? Тебе, возможно, не хватает красивых платьев? Балов и светских приемов? – неожиданно миролюбиво поинтересовался Мэдокс.
– У меня никогда не было дорогих платьев, и я лишь пару раз посещала балы. Почему я должна без них скучать?
Да, это действительно так. Рита никогда не имела дорогих вещей. Ее дедушка не мог себе позволить это. Но сейчас она стала женой состоятельного человека. Почему же не извлекла из этого выгоду? Лилиана поступила бы по-другому. После свадьбы с Бронстоном она в первую же неделю сделала столько покупок, что в Норридже об этом до сих пор вспоминают.
– Обязательно купи себе новое платье, – сказал Мэдокс. – В следующую субботу у Бронстонов состоится ужин, и мы приглашены. Леопольд считает, что ты уже оправилась от утраты своего дяди и привыкла к своему замужеству. Он хочет представить нас обоих новому инвестору. Очень важному.
– При чем здесь я?
– Ты – жена управляющего банка, – стал объяснять Рите супруг. – Глава инвестиционной фирмы, приглашенный в гости к Бронстонам, невероятно богат, и мы должны произвести на него хорошее впечатление, чтобы у него возникло желание заключить с нами сделку. Именно инвесторы делают нас платежеспособными.
– Я поняла, но не хочу идти к Бронстонам.
Уильям судорожно вдохнул воздух.
– Я же сказал тебе, что мы должны быть обязательно. Если же ты опасаешься моей встречи с женой Бронстона, то могу поклясться, что не поддерживаю отношений с Лилианой!
– Мне не улыбается весь вечер наблюдать, как ты мучаешься, глядя на нее.
Его глаза загорелись от злости.
– Лучше проводить вечер здесь, любуясь, как ты мучаешься, глядя на меня? – ледяным тоном произнес Мэдокс.
Рита, отшвырнув в сторону шитье, резко встала. Ее потемневшие глаза метали молнии:
– С чего это ты взял, что я мучаюсь, глядя на тебя! У меня нет и не может быть никаких страданий по такому самонадеянному болвану…
– А вот у меня есть на этот счет другое мнение. Может, проверим? – И Мэдокс решительно привлек девушку к себе.
Рита опомниться не успела, как оказалась прижата к мужу, а его руки крепко стиснули ее плечи. Девушка хотела вырваться, но непослушное тело само прильнуло к мужской груди. Сердце забилось так сильно, что она не смогла вымолвить ни слова!
– Отпусти, – задыхаясь, с трудом вымолвила она. – Мне трудно дышать…
– Расслабься.
– Корсет… сдавил очень сильно… – жалобно прошептала Рита.
Уильям слегка расслабил руки, но его пальцы принялись нежно поглаживать ворот ее муслиновой блузки, именно там, где начиналось нежное женское тело. Легкое, дразнящее прикосновение заставило девушку замереть от наслаждения. Мэдокс внимательно смотрел ей в лицо, изучая его в то время, когда руки продолжали искушающе ласкать ее шею.
– Тебе нравится? – спросил он, и его голос внезапно сделался глухим и хриплым.
Девушка чувствовала, что ноги едва держат ее, и нет сил сопротивляться этой сладкой пытке… Но последние кайли гордости, все еще бурлящие в душе, заставили ее упереться в мужскую грудь ладонями, пытаясь освободиться из душных объятий. Уильям мгновенно почувствовал ее внутреннюю борьбу и осторожно коснулся губами горячего лба Риты:
– Не упрямься, малышка… Я – твой муж… – прошептал он бархатным голосом. – Расслабься… Ты даже не догадываешься, какое огромное удовольствие тебя ожидает… Я постараюсь быть осторожным, чтобы не испугать тебя…
Руки Риты дрожали… Она отчаянно пыталась собраться с силами, чтобы оттолкнуть мужа. Гордость кричала, что это пошло – отвечать на ласки человека, который любит другую. Нельзя, ни в коем случае нельзя соглашаться на это даже в обмен на обещанные удовольствия… Но нет, у нее уже не было гордости… Она страстно желала этих прикосновений и не могла противиться им. Пусть он еще ласкает ее и сжимает в своих объятиях…
Мэдокс понял ее смятение. Теперь он уже окончательно убедился в том, что Рита мучается от неразделенной любви к нему, и с огорчением понимал, что не может ответить на ее чувство. Но ему нравилось наблюдать, как его ласки сводят с ума дрожащую от пробуждающейся страсти девушку. Его возбуждал трепет юного тела и неумелые попытки Риты противиться еще неизведанным ощущениям. Это заставляло его продолжать свои ласки, хотя он понимал, какие муки доставляют девушке его прикосновения. Он наслаждался открывшейся ему прекрасной картиной внутренней борьбы этой неукрощенной кошечки и потому стремился увлечь ее еще дальше на пути к наслаждениям.
В тишине комнаты было слышно оглушительное мерное тиканье часов на стене, откуда-то издалека раздавалось ржание лошади, грохот колес повозки… Но еще громче стучало сердце Риты. И это хорошо было слышно мужчине, держащему ее в уверенных объятиях.
Смущение невинной девушки, ее дрожь, робость и, одновременно, пылкая жажда любви ошеломили Уильяма. Лилиана была настолько опытна, что его ласки лишь заставляли ее мурлыкать, как прирученную к хозяйским рукам кошку. Но Рита оказалась совершенно другой. Ему не нужно было задавать никаких вопросов, чтобы узнать, что она никогда не позволяла другому мужчине не только прикасаться к ней, но даже целовать ее. Он прочел это признание в ее умоляющих о пощаде глазах, и это открытие невероятно понравилось ему. Уильям с любопытством наблюдал за движением дрожащих ресниц и слегка припухших от желания губ. Ему нравилось ощущать, как ее тело трепещет от малейшей его ласки. Девушка определенно получала наслаждение от его прикосновений, но была слишком застенчива, чтобы признаться в этом.