О святое моё одиночество – ты,И дни просторны, светлы и чисты,Как проснувшийся утренний сад…
Оказывается, в тишине есть белые ступени. Если только ты захочешь их.
27 октября 1990
…
К концу близится октябрь. Жизнь костенеет, кончается летнее кочевье по комнатам пустой общаги. На зимний прикол становится жизнь. Нынче это – комната 529, корпус «Г» и, конечно же, альпклуб.
Аська каждый вечер возится со швейной машинкой, шьёт снаряжение для сборов в Туюк-су – просто как Золушка перед первым балом. Маринка напевает, помахивая только что полученным письмом: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – родимый альпклуб». На двери «родимого альпклуба» красуется: «Ответственная Татьяна Борзова, к. 509». Надпись ужасно злит Флориду Георгиевну.
4 ноября 1990. Весёлое время (разное)
…
Рисунок у группы 134 проходил в аудитории с большими стеклянными дверьми. Жанна имела весьма вдохновенный вид и розовый ободок в тёмных волосах, что, несомненно, к ней шло. Она уже занесла руку с отточенным карандашом над листом ватмана, но тут появилась я.
– Ну, слава богу, Смирнова, а то у меня уже нехорошее предчувствие: получу письмо откуда-нибудь из Красноярска, мол, здравствуй, это – я.
– Ну что ты, какой Красноярск, там все давно переженились, но не на мне…
Разговор мы переносим на шумную улицу. Берём два билета в «Совкино» (опять по два рубля, и чего так дерут?). Проталкиваемся сквозь очередь за табаком по госцене. Переплатив, зато без очереди, покупаем пачку «Полёта» у горластых цыган и отправляемся пить кофе в «Дебют». Кооперативное кафе курильщиков, где нет пресловуто-добродушного «У нас не курят». У них курят, с чего, я думаю, доходы кооператива возрастают раза в два.
– Человеком себя ощущаешь, – сказала Жанна, затягиваясь.
– И туалеты мыть не отправят, и 20 нарядов вне очереди не дадут, – прихлебнула я из маленькой чашечки кофе.
…
На сорок дней есть традиция – уносить с собой ложки с поминального обеда. Тётка Анна взяла в универсаме 40 штук, за ней мгновенно образовалась очередь. Настороженные люди стали очень наблюдательны, кое-кто уже радовался своей предусмотрительности.
Наконец заволновалась кассирша:
– Что, скоро и ложки пропадут?
Тётка Анна пожала плечами:
– У меня – поминки, они (кивок на толпу) не знаю чего…
По очереди прошёл гул разочарования.
…
По радио дикторы весёлыми голосами наперебой делятся «заветными рецептами»: в меню пшено и овощи, о мясе – ни слова, впрочем, как и о яйцах.
7 ноября 1990. 73 годовщина Великой Октябрьской социалистической революции
О женщинах и рапирах
Дни первого снега. Не так остры они в этом году. Душа моя – не бледная, только что отлучённая от тепла иллюзий девочка. Я – сильная. Да, да, да. Ложкин спросил как-то: «Ленка, я – слабый человек?» Я начала уклончиво: «Понима-а-а-аешь, Вадик». И совершенно зря, по-моему. Потом был разговор с Измоденовым в комнате 529 при внезапно отключившемся свете и его убеждённость в слабости Сергея Ефграфовича. И мой панический страх.
Как много дней назад, я ощутила себя стоящей на краю. Я знала, слишком знала, стоит сделать шаг, поверить, и полетишь вверх тормашками. Все твои понятия и принципы развернутся на 180 градусов, и мир оцарапает другой гранью, неведомой тебе раньше. Захочется выть: «Знание не есть счастье». И под серыми холодными убеждениями Измоденова, как под ветром, обеими руками грести к себе тёплые обрывки разноцветных иллюзий. И мастерить из них крышу над своим уютным замкнутым мирком.
Но я также знала, что не умею этого. Что, едва почуяв что-то неординарное, похожее на истину, сама разрушу свой домик. Каким удобным бы он мне ни казался. Не возьму ничего, ни одного клочка, чтобы прикрыться, и пойду… А там получу очередную порцию дождя, сквозняка и ветра.
