Узловатая левая рука, словно корявый сук очень старого дерева, начала почти неуловимо для глаза взбалтывать вилкой яйца. При этом почти мгновенно появилась пена. Менее подвижной правой рукой старуха поддерживала тарелку.
— У вас хорошо это получается! — восхитилась Кристина.
— Уже не так хорошо, как прежде, деточка. Но, к слову сказать, это единственное, что я не позволяла делать никому. Даже повару, который работал у нас десять лет. Михаил Степанович, мой муж, называл мой пирог «Воздушным поцелуем», хотя по маминому рецепту он просто «Весенний». Деточка, вас не затруднит растопить масло? Оно тоже должно быть. Кажется, в морозилке. Зойка всегда кладет его в морозилку, хотя я тысячу раз повторяла ей, что ненавижу каменное масло. А она твердит, что так оно лучше сохраняется. Глупая корова. Масло должно быть мягким, чтобы его можно было легко намазать на бутерброд, а не откалывать топором по кусочкам. Просто невероятно, до чего некоторые люди упрямы.
Кристина видела, как у старухи благодушие сменилось раздражением, и промолчала, решив не уточнять, кто такая Зойка. Возможно, дочь или просто какая-то родственница.
— Ну что же вы стоите, деточка? Зажигайте духовку! Зажигайте, зажигайте! Она должна хорошенько прогреться к тому времени, когда поспеет тесто. Теперь налейте в муку молока и немножко кефира… Могу я спросить, чем вы занимаетесь, деточка?
— Пока ничем. Я была… в отъезде. Довольно долго.
— Где, если не секрет?
— В Германии.
— С какой-то точки зрения вашему поколению повезло, деточка. Мы об этом и мечтать не могли. Я, к примеру, с Михаилом Степановичем была пару раз в Югославии и однажды в Париже. В 81 году, кажется. Тогда победил Миттеран и привел в правительство коммунистов. Здесь казалось, что Франция никогда не была нам ближе. В Париж тогда отпускали едва ли не всех, кто хотел. Вульгарные супруги наших чиновников повалили туда толпами, а возвращались с ног до головы облитые «Шанелью № 5» и увешанные подделками под «Кристиан Диор». Добавьте яйца в тесто и снова взбивайте… Вот так, хорошо. Так вы сказали, что вам нужна комната?
— Да, очень нужна, — кивнула Кристина.
— Как вы уже, деточка, поняли, я не давала объявления о сдаче комнат. Мне это и в голову не могло прийти. Мне незачем держать постояльцев, — старуха подняла руку, уловив тревожный взгляд Кристины. — Но вы можете жить в этом доме столько, сколько надо. Денег, разумеется, я с вас брать не буду. Считайте, что вы моя гостья. Места здесь много. Пять комнат для одной старухи — это слишком. Будете жить в кабинете моего мужа. Покойного. Там уютно, много книг (правда, все больше по марксизму-ленинизму) и есть, помнится, большой кожаный диван. После я вам покажу. А теперь быстро перекладывайте тесто в форму — и в духовку! А то сода отработает свое, и у нас к чаю будет не пирог, а несъедобный блин. Вы, деточка, хотите испечь блин? Я тоже не хочу. У нас есть сорок минут. Идемте. Если вас не затруднит, то поддержите меня немного по дороге. Я давно не практиковалась в приеме гостей. Все мои гости, во всяком случае большинство, переехали на Северное кладбище. Остальные, как и я, мало пригодны для светского общения. Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать шесть? Можете мне не верить, но в этом возрасте я не была замужем. Я была гордой девушкой. На всех мужчин смотрела как на поклонников, которые видят только мою красоту и ничего больше. За букетами, которые мне приносили после концертов, не было ничего настоящего. На меня смотрели… знаете, как смотрят на полуголых певичек из кабаре? По-моему, мужчины одинаковы во все времена. Их не могут изменить ни социальный строй, ни условия жизни, ни образование.
«Уж кому, как не мне, это знать», — горько усмехнулась про себя Кристина, ведя старуху по длинному коридору.
— Мой муж оказался точно таким же, как и все, что только подтверждало правило. Полагаю, во всех характеристиках, отсылаемых в Москву, про него писалось «морально устойчив». И все потому, что я пожалела его. Не бросила, хотя вполне могла это сделать. Вот мы и пришли, деточка. Доковыляли, — старуха хихикнула и властно увлекла ее в темную комнату.
Вверху зажглась лампа под приятным зеленым абажуром с бахромой. Здесь все пространство было заполнено книжными шкафами. Оставалось место только для необъятного кожаного дивана в углу перед эркером, в глубине которого стоял большой письменный стол и кресло, накрытое пледом. Окна в эркере были занавешены плотными темно-зелеными шторами. Между шкафами нашли себе место напольные часы в человеческий рост с безжизненным маятником.
В комнате, несмотря на всю аскезу, было действительно уютно. Кристина вдруг подумала, что, будь ее воля, из всех мест на земле она выбрала бы именно это. Книги дарили тепло и создавали ощущение норки, в которой можно спрятаться от всех бед снаружи. Именно таким, вероятно, был кабинет Филиппа Филипповича Преображенского из «Собачьего сердца» — теплота батарей и мещанские ковры как осколок мирной, спокойной жизни посреди холода и разрухи.
Под взглядом старухи она обошла комнату, которая все больше ей нравилась.
— Если у вас нет аллергии на пыль, которую Зойка, по-видимому, не убирала здесь лет пять, то комната ваша, — с улыбкой сказала Анжелика Федоровна.
— Не знаю как и благодарить вас, — покачала головой Кристина, не заметив никакой пыли. — На самом деле в последнее время мне не слишком везло на тех, кто горел бы желанием мне помочь. И потому как-то неудобно пользоваться всем этим без денег…
— Ни слова! — поморщилась старуха, взмахнув рукой и вскинув голову. — Я, как великий Остап, никогда не делала из денег культа. И в отличие от своих сверстниц не собираюсь делать этого сейчас, стоя одной ногой в могиле.
— Ну вы скажете! — счастливо засмеялась Кристина.
— О, все там будем. Срок действия моего проездного билета явно истекает. Отрицать бесполезно. И глупо, деточка. Это весь ваш багаж? — кивнула она на сумку.
— Кажется, — смущенно улыбнулась Кристина.
— Надо полагать, в Европу вы ездили не за покупками.
— По правде говоря, мне хотелось поскорее унести оттуда ноги.
Старуха протяжно захихикала, что в ее возрасте означало искренний и благожелательный смех.
— Поколение меняется на глазах. Для тех, кто чуть моложе меня, вы сказали вещь почти кощунственную. Что ж, деточка, идемте за мной в мои закрома.
Недоумевая, Кристина отправилась вслед за удивительной старухой. Они миновали еще одну комнату и вошли в следующую. Анжелика Федоровна подвела ее к большому гардеробу и настежь распахнула обе створки. Кристина с удивлением и некоторой неловкостью увидела десятки платьев и костюмов. Ей не очень-то улыбалось одевать что-то из этого старья. Как бы там ни было…
Анжелика Федоровна, словно заметив ее сомнения, сказала:
— Что-то из этого действительно не ко времени. Но ведь некоторые фасоны мода просто вытаскивает из прошлого и выдает за новое. Мода — самое лживое из того, что придумал человек. Давайте, деточка, посмотрим, что тут у нас есть.
