– Извини, что заставила тебя говорить на эту тему.
– Наоборот, спасибо, что напомнила мне об этом. Я знаю, что сделал правильный выбор, и надеюсь, что мои родители поймут это однажды. – Он помолчал. – У тебя наверняка все было по-другому. Расскажи о своей семье, – попросил он.
– Мне кажется, что обо мне ты сам все уже знаешь, – сказала Кэрол. – Самая заурядная судьба американской девочки. Небогатые, но понимающие и любящие родители. Еще в раннем детстве заметили во мне страсть к танцам. Отправили в студию. Я выучилась и стала солисткой. Вот и все. И я очень благодарна своим родителям. Ой, кстати, – вдруг переполошилась она, – я совсем забыла, что у меня с собой фотоаппарат. Нужно сделать несколько снимков, чтобы послать им. Черт, жаль, что я не сняла тропинку, на которой получила крещение в этих горах, и тот чудесный водопад.
– Уверен, что эти виды запечатлелись в твоей памяти так прочно, что даже если ты захочешь, не сможешь стереть их оттуда. А потом, если у тебя появится желание, мы можем как-нибудь еще раз съездить туда и сделать снимки для твоих родителей: мы оба голые плаваем в озере.
Она нахмурилась и покосилась на него, а он в ответ игриво улыбнулся.
Пока она рылась в рюкзаке и доставала фотоаппарат, благо он был в футляре и не пострадал, Крис допил чай.
Она явно чего-то недоговаривает. Какая-то проблема все время сидит в ее голове и беспокоит, но она не хочет затрагивать ее, боится. Какие проблемы могут быть у молоденькой, красивой девушки из понимающей семьи? Только любовные. У нее наверняка есть кто-то: возлюбленный, жених. Только почему тогда они не путешествуют вместе? Поссорились? Что-то не заладилось между ними? Дело понятное. Но ему не нравится об этом думать. Пусть он лучше ничего больше о ней не знает.
Он невольно вспомнил ее вчерашний танец: столько страсти и столько отчаяния. И огромный вопрос в глазах. Нет, эта девочка еще не знает, что такое любовь. Она только ищет ее.
5
Пока Кэрол с фотоаппаратом в руках порхала по лужайке перед чайной, Крис наполнил термос чаем и расплатился с хозяином.
Она увидела, как он выходил из чайной, и несколько раз щелкнула его.
– Это для истории! – крикнула она, смеясь.
Он подошел к ней.
– А теперь, леди Кэрол, нам предстоит прогулка через эту деревню, – сказал он. – За деревней, в ложбине тебе откроется очередное чудо света – темная и глубокая пещера. Говорят, в древности там жил великий святой, мудрец и отшельник Вашишта.
– Опять пытаешься напугать меня? – весело спросила она. – Или заставишь выполнять какой-нибудь сомнительный ритуал?
– Как же, тебя напугаешь. А вот ритуал, я думаю, ты сама не откажешься совершить.
И опять в его глазах загадочный блеск.
Прогулка заняла у них всего минут пятнадцать, и вот они стоят перед огромной, словно разверстая пасть, расщелиной в скале.
Перед входом в пещеру росло несколько низкорослых деревьев, на ветках которых было повязано множество пестрых лоскутков, а под одним из них, на широком плоском камне стоял медный кувшинчик с водой, вокруг были рассыпаны зерна риса и цветная пудра.
– А это что за украшения на деревьях? И что этот кувшинчик здесь делает? – спросила Кэрол.
– Это место считается святым, и поэтому паломники перед входом в пещеру повязывают лоскуток на дерево и загадывают желание. А кувшинчик, зерна и пудра – предметы ритуального подношения. Местные брамины совершают здесь ритуалы, – пояснил Крис. – Хочешь загадать желание?
– Конечно, – кивнула она.
Крис достал из кармана носовой платок и разорвал его надвое. Одну половинку дал ей.
Она подошла к одному из деревьев и задумалась. Какое желание ей загадать? Чего в ее жизни не хватает? Она так беззаботно порхает по жизни, чего ей еще нужно? Она посмотрела на Криса, сидящего перед деревом с другой стороны входа в пещеру. Пусть он поцелует меня, пронеслась шальная мысль в ее голове. Нет, пусть лучше она разберется с тем, что происходит в ее сердце. Там, в глубине скрывается то, чего она еще не знает о себе – могучее, таинственное движение, страстный, отчаянный зов.
Крис бережно повязал свой лоскуток на ветку, вздохнул, усмехнулся. Пусть эта очаровательная, смелая девочка познает любовь, подумал он. Верную, настоящую, единственную.
Покончив с ритуалом, Крис достал из рюкзака фонарик, взял Кэрол за руку, и они молча вошли в пещеру.
Кромешный мрак. Свет фонарика блуждает по сводчатым стенам. Прохладно и пахнет сыростью. И ужасно таинственно.
Они прошли вглубь метров на пятнадцать, и Крис вдруг погасил фонарик.
– Все еще пытаешься напугать меня? – шепотом спросила она, и ее шепот гулко прокатился по сводам.
– Нет. Только хочу, чтобы ты почувствовала, что такое полный мрак.
Они несколько минут стояли молча.
– Удивительное чувство. Сколько ни вглядывайся в этот мрак, глаза все равно ничего не видят, – наконец сказала она.
– Значит, без света нет мира, – легкомысленно бросил Крис и снова щелкнул кнопкой фонарика. – Пойдем к свету.
И снова дорога увлекала их вверх. Наконец они выехали на широкое плато, за которым возвышалась гряда скалистых гор. Гордые, немые, недоступные вершины, казалось, взирали на них свысока. Вокруг простирались альпийские луга: сиреневые, желтые, бледно-зеленые, серебристо-серые склоны.
Кэрол стала замерзать.
– Крис, мне холодно! – прокричала она. – А тебе?
– Мне тоже! За поворотом я остановлюсь, и мы оденемся! Осталось несколько километров до места, где мы сможем хорошо пообедать!
Они остановились, достали из рюкзаков свитера и надели их.
– Как здесь тихо, – протянула она и замерла. – И синева над головой такая густая и плотная, что кажется, будто окунаешься в нее, как в воду. О, Крис, я так благодарна тебе за этот чудесный мир, который ты сегодня подарил мне! – воскликнула она.
И вдруг повернулась к нему и прильнула к его груди. Не сдержалась. Не смогла больше. И его руки в тот же миг обвили ее. Так естественно и привычно, как будто делали это давно. Всегда.
– Это твой мир, девочка. Ты завоевала его, – тихо проговорил он и нежно коснулся губами ее виска.
Ее пронзила дрожь. Она медленно подняла голову и посмотрела на него. Ее глаза молили о поцелуе, слегка приоткрытые губы тянулись к его губам. Он склонил голову и обхватил горячими, влажными губами ее губы – слегка побледневшие, пересохшие и прохладные.
И больше не было мира и не было его завоевателей. Померкло солнце, и опрокинулись вершины. Только его жаркие губы, обволакивающие ее рот, и она пьет из его губ и пьянеет, задыхается и утопает в волнах беспредельного блаженства.
Наконец он прервал поцелуй, тяжело дыша, отстранился от нее и нежно заглянул в ее пьяные, удивленные глаза.
