— Ладно, увидимся завтра. Я отвезу вас с бабушкой в церковь, — сказал он, пятясь вниз по ступенькам. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Макс.
Он проехал уже полпути до Сакраменто, когда вспомнил, что забыл проверить дом перед отъездом. Незапертый дом Энни, которому нужны были новые ключи и замки. Черт, и даже не проследил, как она вошла внутрь.
— Дьявол, — простонал Макс, резко разворачивая машину.
Всю свою взрослую жизнь Энни жила в незапирающемся доме, но он не собирался и дальше доверять се безопасность случаю. По крайней мере теперь, когда вновь начал мыслить трезво.
«БМВ» затормозил на площадке перед домом, и Макс выпрыгнул из автомобиля. Он хотел было постучать в дверь, как вдруг услышал смех, доносящийся с заднего двора.
Энни.
Ее звучный, богатый оттенками смех поднимал настроение всем, кто только его слышал. Макс тихо обошел крыльцо и стал в густой тени, наблюдая, как Энни играет в струях воды. Она сменила бархатное платье на белую ночную рубашку и в серебряном свете луны походила на водяную нимфу, слишком прекрасную, чтобы быть реальностью.
Кто-то потерся о его ногу. Кролик Энни жевал шнурки его ботинок. Развязав галстук и повесив его на один из садовых стульев, Макс нагнулся и поднял кролика на руки. Черный нос зверька задергался, обнюхивая его пальцы.
— Не шуми, — прошептал Макс, не желая потревожить танцующую в серебристых струях воды женщину.
Он неоднократно видел эту игру, когда они были детьми. Всякий раз, включая садовые разбрызгиватели, она не могла удержаться от того, чтобы не пуститься в пляс.
Но игра изменилась — Энни превратилась во взрослую женщину, которая поднимала руки к небу и чувственно раскачивалась, танцуя под музыку, слышную лишь ей одной.
Разбрызгиватель вращался, периодически выпуская на нее струю воды. Тонкая материя прилипала к телу, и Энни со смехом собирала ткань в руки и выжимала воду для того, чтобы та вновь пропитала ее со следующим поворотом разбрызгивателя.
Макс знал, что у Энни великолепная фигура, но при виде посеребренного лунным светом тела у него перехватило дыхание. Он дотрагивался до нес, целовал ее и, черт, почти занялся с ней любовью. Его вновь тянуло к ее телу, а она даже не знала, что он здесь.
— Что я делаю? — вздохнул Макс, закрывая глаза. Сейчас ему необходимо нечто равноценное холодному душу. Но что будет, если он присоединится к игре Энни или хотя бы позволит ей узнать, что он здесь?
Бормоча проклятия, Макс опустил кролика на ближайший стул и, проскользнув в дом, быстро прошел по комнатам, проверяя, все ли в порядке, затем вышел через переднюю дверь.
Несколько минут он просидел, обхватив пальцами руль своего «БМВ», борясь с нестерпимым желанием. Много лет назад он поклялся никогда не позволять своему телу принимать за него решения — слишком велика цена. И все же Максу не удалось вспомнить, чтобы когда-нибудь ему было так сложно контролировать жар в крови или давление в плавках.
Да как он вообще посмел дотронуться до Энни, целовать ее?
— Возьми себя в руки, — приказал себе Макс, заводя мотор автомобиля.
Не проявив осторожности, он разрушит их отношения.
Если родители чему-то и научили его, так это тому, что романтика не живет долго. И пусть лучше он навсегда останется другом Энни, чем потеряет ее, став любовником.
Матрас задвигался, и Энни открыла глаза.
— Что? — Ее взгляд упал на кролика, наблюдавшего за пси с соседней подушки. — Черт побери, Барнард. Ты напугал меня.
Зверек задергал своим подвижным носом.
— Мне все равно, что тебе скучно, но эту подушку я храню для своего мужа. И не пытайся возражать.
Шоколадно-коричневые глазки Барнарда замигали, но зверек не казался обиженным. Возможно, потому, что сам предпочитал видеть симпатичную крольчиху на соседней подушке.
— Мы хорошая пара, — пробормотала Энни, запуская пальцы в мягкий мех Барнарда. — Тебе тоже одиноко? Чувствуешь себя потерянным и опустошенным?
Впервые в жизни она в полной мере ощутила, каково это — просыпаться одной. Энни не думала о сексе, ей просто хотелось знать, что рядом кто-то есть и этот кто-то ждет, когда она откроет глаза и улыбнется ему.
Кто-то вроде Макса.
С грустной улыбкой Энни снова закрыла глаза и поглубже зарылась в одеяло. Она и так никогда не разбиралась в Максе, а прошлый вечер еще больше усугубил это непонимание. Он целовал се так страстно, а потом остановился и прочитал лекцию о мужском вероломстве.
— В чем-то он прав, — мрачно пробормотала Энни.
Макс — не тот мужчина, который ей нужен. Рядом с этим воплощением сексуальной привлекательности она не могла управлять своими чувствами, и это приводило се в замешательство. К тому же Макс не хочет жить в Митчеллтоне, а ее дом здесь.
— Я не уеду из Митчеллтона, — сказала Энни кролику. — Он красивый мужчина, и ничего больше.
Ее протесты прозвучали смешно.
Надо взглянуть правде в лицо, а правда состоит в том, что такой человек, как Макс, никогда не полюбит провинциалку, которая больше разбирается в овощах, чем в моде. Да он и не думает ни в кого влюбляться. Это просто нелепо — надеяться на невозможное.
Барнард повернулся и спрыгнул на пол. Энни вздохнула. Собеседник он был никакой.
Автомобиль, по звуку напоминающий «БМВ» Макса, остановился перед домом Грейс, и Энни взглянула на часы.
— Десять часов? — удивилась она.
Энни никогда не спала так долго. Осталось меньше часа на сборы. Она откинула одеяло и бросилась в ванную. Сегодня ей предстоит впервые встретиться с шерифом и учителем в своем новом образе.
— Подойди к этому серьезно, — приказала Энни своему отражению в зеркале. — Ты же хочешь выйти замуж, верно?
Ответом было категорическое «да».
К счастью, она долго стояла под душем и вымыла волосы еще вечером, после игры с садовыми разбрызгивателями, и теперь можно не беспокоиться хотя бы об этом. Однако Энни замерла при виде своей мокрой ночной рубашки и валявшегося рядом мужского галстука.
Барнард принес его на кухню, когда они возвращались в дом. Кроличьи зубы проделали дырку в материале, но она безошибочно узнала в галстуке тот, что был на Максе во время их так называемого свидания.
Энни взяла в руки тонкую полоску шелка и пропустила ее между пальцами. Несомненно, на Максе был именно этот галстук, когда он уезжал, так как же Барнард сумел до него добраться?
Должно быть, Макс возвращался.
И он наверняка видел, как она играла с водой. Кровь прилила к ее лицу. Тонкая ткань мокрой ночной рубашки, наверное, была совсем прозрачной, даже в лунном свете.
Почему он ничего не сказал? Просто снова уехал без единого слова?
