За это он заплатил высокую цену. Он больше не прикован к аппарату, но вынужден до конца дней принимать сильнодействующие иммуносупрессоры, чтобы организм не отверг чужеродный орган. Это чревато риском опасных инфекций, и он живет под постоянной угрозой развития рака{58}. Есть и неврологические побочные эффекты: он страдает от болезненного жжения в ступнях. Вдобавок препараты токсичны, и это подвергает нагрузке его драгоценную почку. Излишне понизишь дозу – и организм ее отвергнет. Повысишь – и отравленный орган откажет.
«Help me» – одна из любимых песен Карла-Хайнца; он выбрал ее, потому что она сообщает умиротворенный, задумчивый настрой. Слушая, он проглатывает капсулу и запивает ее лавандовым напитком. Он знает, что, в отличие от других таблеток в его пластмассовой коробочке, капсулы не содержат никаких активных веществ. Он принимает их как участник новаторских испытаний, призванных выяснить, способен ли его ритуал – питье, таблетка, музыка – скорректировать реакцию организма на трансплантат, в данном случае – ослабить ее больше, чем действие лекарств.
До сих пор мы рассматривали эффекты плацебо, опиравшиеся на сознательные веру и ожидания. Вы думаете, что таблетка или инъекция произведет определенный эффект, после чего так и случается. Хотя такие фиктивные методы способны произвести соматические изменения, они влияют в основном на субъективные симптомы вроде боли – на то, что мы чувствуем, а не на основное заболевание. Но Карл-Хайнц надеется, что его сознание запустит другой механизм, который сможет повлиять на фундаментальные биологические функции, включая иммунную систему.
Рекомендатели говорят, что этот феномен способен снизить дозу лекарств для таких больных, а также для тех, кто страдает от аллергий, аутоиммунных расстройств и даже рака{59}. Но этот метод далек от общепринятой медицины, и большинство иммунологов едва признает даже его существование.
Представьте, что в вазе с фруктами у вас лежит круглый желтый лимон. У него гладкая на ощупь, блестящая и пористая кожура. Теперь положите лимон на тарелку и разрежьте на четыре части. Сок стекает по лезвию ножа на пальцы, острый и терпкий запах бьет в нос. Вы берете дольку и отмечаете, как блестит мякоть, как отражается свет от сотен крошечных ячеек с жидкостью, каждая из которых готова лопнуть. Затем вы надкусываете дольку и причмокиваете, ощущая на языке кислый сок.
Скривились ли вы, читая эти строки? Заработали ли слюнные железы, готовя язык к неизбежному поступлению кислоты? Если да, то вы наверняка уже ели лимоны и усвоили соответствующую физиологическую реакцию. Но вот что важно: вам больше незачем есть лимоны, чтобы испытать эти изменения. Ваш организм запускает их автоматически в ответ на вид, запах или просто мысль о лимоне задолго до того, как вы вкусите сок по-настоящему.
Такая форма обучения, при котором мысленный сигнал запускает соматическую реакцию, называется обусловливанием. Ее открыл в 1890-х знаменитый русский физиолог Иван Павлов. Павлов изучал выделение слюны у собак, когда им приносили пищу. Он заметил, что слюнотечение начиналось, едва он входил в помещение и независимо от того, с едой или без нее. Собаки научились связывать его присутствие с кормлением. Спустя какое-то время они реагировали на него, как на мясо.
Павлов показал, что может приучить собак связывать с пищей любой стимул – электрический разряд, например, или вспышку света, или звонок. Когда связь усваивалась, сигнала хватало, чтобы у собак текла слюна. Это отличный пример того, как организм не просто слепо реагирует на осязаемые вещи – тот же лимонный сок на языке, – но пользуется психологическими сигналами, чтобы быть на шаг впереди.
Такие предвосхищающие реакции готовят нас к важным биологическим событиям вроде приема пищи или секса. Урчание в животе при взгляде на часы или звуке заставки к радионовостям подсказывает вам, что наступило время ланча. Вы возбуждаетесь от голоса любимого человека или от аромата его духов. (Психологи обусловливали сексуальное возбуждение у волонтеров нейтральными изображениями, показывая им то ружья, то копилки и просто сочетая эти картинки с эротическими клипами.) Если вы вспомните песню, которой вас баюкала мать, то успокоитесь, а ваше сердцебиение замедлится.
Другие обусловленные реакции развились для защиты, они готовят нас к бегству от опасности или побуждают обойти ее стороной. Если кого-то в детстве покусала собака, то в дальнейшем хватает одного ее вида, чтобы сердце забилось от страха (это основа многих фобий). Если от какой-то пищи расстраивается желудок, то впоследствии нас тошнит от одного ее запаха или мысли о ней. Бывает, что нам становится плохо даже от конкретного места, которое ассоциируется с тошнотой; вот поэтому многих людей, получающих химиотерапию, тошнит по прибытии в больницу еще до начала лечения.
Все это хорошо известно. Эксперименты Павлова прославили его на весь мир. Однако большинство ученых, не говоря о нас, людях несведущих, не знает, что обусловливание может запускать и плацебные реакции. Если мы принимаем таблетки с активным веществом, то приучиваемся связывать их с определенным физиологическим изменением. В дальнейшем, принимая плацебо, которое выглядит так же, мы можем испытать аналогичные ощущения. Дело в автоматической реакции организма, которая не зависит от понимания фиктивности препарата. Она запускается осознанными психологическими сигналами – таких эффектов не бывает, если принять плацебо в состоянии седации или неведения.
Плацебные реакции, основанные на физиологическом обусловливании, нередко дополняют те, что опираются на осознанное ожидание. Так, по словам Бенедетти, процент тех его волонтеров, что реагируют на плацебные анальгетики, крайне изменчив – от 0 до 100 в зависимости от условий. Но если он начинает с серии идентичных на вид инъекций активного вещества, то число тех, кто впоследствии реагирует на плацебо, подскакивает до надежных 95–100 %. «Можно побиться об заклад, что отреагируют все», даже зная, что последняя инъекция фиктивна{60}.
Пригодятся ли такие реакции в медицине? Из первой главы нам известно о том, как педиатр Адриан Сандлер из Северной Каролины проверил на эффективность секретин как средство против аутизма и обнаружил, что тот не лучше плацебо. Однако его поразило резкое улучшение состояния детей из обеих групп, и он не смог пренебречь этим открытием. Любой препарат, показавший себя в исследовании не менее действенным, чем плацебо, должен рассматриваться как сильное средство, но этот эффект игнорировался, ибо был обусловлен не фармакологией, а сознанием. Сандлер начал знакомиться на досуге с литературой о плацебо, прикидывая, как им воспользоваться, не обманывая родителей.
