Молчание.
Мы сидели молча не меньше десяти минут. Потом она встала, снова улыбнулась, извинилась и вышла из комнаты. Через некоторое время я услышал шум воды.
Еще одна чашка кофе. Еще одна сигарета. Мрачные мысли.
Мария, когда мы встречались раньше, не была запойной пьяницей. Впрочем, Карл тоже. Люди меняются, но тем не менее то, что я увидел, показалось мне ненормальным. Кроме того, я очень сомневался, что сильно пьющая женщина могла получить такую прекрасную работу у Бруно, который славился своей безжалостностью. Я решил, что она напилась не без причины и причина эта возникла совсем недавно. Оставалось только надеяться, что ее нервный срыв имеет отношение к моему расследованию. Сейчас мне представилась прекрасная возможность, скорее всего уникальная, вытянуть из нее информацию, пока она еще не оправилась от удара.
Она вернулась из ванной в тюрбане из полотенца и в белом махровом халате. Выглядела она значительно лучше, но я заметил, что ее руки тряслись, когда она наливала кофе. Она села, взяла сигарету и смогла улыбнуться гораздо лучше, чем прежде.
— Спасибо, Овидий, — сказала она, потупив взор.
Потом осмотрела комнату, не перемещая взгляд, а поворачивая голову.
— Ты прибрал за мной, мне так неловко.
Взгляд остановился на двери.
— Извини, не слышала, как ты стучал.
Я пожал плечами.
— Я действительно собиралась встретиться с тобой сегодня.
— Ничего страшного, — сказал я. — Как ты себя чувствуешь?
— Погано, — ответила она. — Ты беспокоился обо мне?
— Да.
— Просто один из не самых удачных дней. Все не так. Я выпила пару бокалов, чтобы успокоиться, но стало только хуже. Выпила еще. Потом решила послать все к черту и продолжила топить свои печали. Как прошло открытие?
— Было довольно интересно. Видел Уолтера Карлона. Бруно сказал, что ему тебя очень не хватает.
— Еще бы, — сказала она. — Практически все я сделала сама, без его помощи!
— А потом решила, что приходить не обязательно.
Судя по выражению ее лица, она сожалела об этом.
— Жаль, что так получилось, — сказала она. — Бруно — очень хороший человек, но это понимаешь, когда хорошо его узнаешь. Завтра утром я ему позвоню…
— Такое часто случается?
— Что именно.
— Ну, когда все не так.
Она прикусила губу.
— Нет, сегодня особый случай.
— В каком смысле?
— Я предпочла бы забыть обо всем.
— Конечно, — сказал я.
Снова молчание, и я решил переждать его.
В течение нескольких минут я рассматривал носки туфель, потом услышал тихое всхлипывание. Подняв взгляд, увидел слезы в ее глазах.
— Трудно, да?
— Д-да.
Я предложил ей свой носовой платок, но она покачала головой и вытерла слезы рукавом халата.
Я хотел знать, почему она плачет, но не понимал, как это выяснить. Не было никаких зацепок. Возможно, это была замедленная реакция на разрыв с Карлом. Возможно, нечто совсем другое. Я не имел ни малейшего представления, что именно.
— Ты наконец добился успеха, — сказала она.
— Все относительно.
— Но ты добился, и я рада за тебя.
— Спасибо. Кажется, я приехал в этот город не совсем в удачное время. Хотел увидеть тебя счастливой, сходить с тобой куда-нибудь, где слышен смех. Хотел…
— Ты когда-нибудь вспоминал обо мне?
— Вспоминал. Очень часто.
Она слабо улыбнулась, я подошел к ней, сел рядом и обнял ее за плечи. Она заплакала. Я решил не мешать ей.
— Все могло бы быть так хорошо, — сказала она, прижавшись к моей груди щекой. — И вдруг все пропало. Я прирожденная неудачница.
Это напомнило мне о чем-то давно минувшем, но я ничего не сказал. У нее начался приступ икоты, потом она снова начала всхлипывать.
— Все было почти идеально… идеально.
— До этого дня, — сказал я.
— До этого дня, — согласилась она. — А теперь они оба… Оба!
— Печально.
— Я не знаю, что делать. Правда не знаю.
— Ты все еще молода, красива. У тебя есть хорошая работа.
— Поганая, — сказала она. — Все опротивело. Потерять еще одного. Когда счастье было так близко.
— И теперь…
— И теперь, — сказала она, — я чувствую себя древней вдовой в черном. Все кончено.
— И это уже второй раз, — сказал я, подхватив тему с такой готовностью, что сам удивился. — На этот раз ты потеряла Клода Бретана.
Алкоголь замедлил у нее не только реакцию, но и ход мыслей. Лишь через несколько секунд я почувствовал, как она напряглась.
— Как… Откуда ты знаешь? — еле слышно спросила она.
— Я многое знаю, — ответил я. — В том числе о деньгах. Сначала ты потеряла Карла, теперь Клода. Что случилось на этот раз?
— Не знаю, не могу понять.
— Как ты узнала об этом?
— Какое это имеет значение?
— Большое, — сказал я. — У меня неприятности, и ты сможешь мне помочь, если обо всем расскажешь.
— У меня тоже будут неприятности?
— Нет.
— Хорошо, — сказала она и, оттолкнувшись от меня, села прямо. — Хорошо.
Она закурила, встала и подошла к окну.
Она долго смотрела на улицу, прежде чем начать.
— Да, мы были любовниками. Клод и я. Я поступила безнравственно, соблазнив священника? Все было совсем не так. Мы познакомились случайно, в галерее. Тогда выставлялись работы нескольких южноамериканских художников. Он пришел посмотреть, мы разговорились. Он так много знал о Южной Америке, что я не могла не заинтересоваться. Мне показалось, что он одинок, я тоже чувствовала себя одинокой. Мы начали разговаривать на другие темы, потом пообедали вместе. После этого он стал часто приходить в галерею, и каждый раз мы гуляли вместе или выпивали по бокалу вина. Нам было приятно находиться в обществе друг друга. Так продолжалось достаточно долго, пока мы не стали любовниками.
Она замолчала и стряхнула пепел в окно.
— Подробности тебя не касаются, — сказала она. — Мы любили друг друга и были счастливы. Я забыла Карла. Забыла о прошлом, о том, чем мы занимались, Клод говорил, что отречется от сана, чтобы жениться на мне. Но что-то мешало ему так поступить. Он долго не говорил мне, что именно. Я знала, что это не имело отношения к его чувствам или вере, потому что он был настроен достаточно радикально по отношению к политике Церкви. Потом он рассказал, в чем дело, объяснил, что начнется проверка счетов, которыми он занимался, если он покинет Церковь. Сказал, что ему плохо придется, если проверка будет достаточно глубокой. Я была потрясена. Думала, что подобные проблемы навсегда ушли из моей жизни. Он не стал ничего объяснять, просто попросил верить ему. Я верила.
