— Не нужно. И так понятно. А излагаю я вам банальную по нынешним временам милицейскую историю вовсе не из-за своей неопытности или чрезмерной болтливости. Просто я представляю материалы вашего нового дела.
— Даже если я и догадался об этом, то позвольте мне сделать вид, что я полный кретин. Я готов взять в разработку кого угодно, только не Саенко.
Меня даже передернуло от омерзения.
Этот сукин сын попил моей кровушки вдоволь, и идти по его зловонным следам, даже из мелкотравчатого чувства мести, у меня не было ни малейшего желания.
— А у вас нет иного выхода, — буднично сказал Латышев, пытаясь поудобнее устроиться в скрипучем кресле-вертушке, раздавленном задницей Саенко.
— Выход всегда есть, — возразил я с вызовом.
— Согласен. Труба крематория — тоже выход. Но в том деле, которое вам будет поручено, Саенко играет роль скорее шута, нежели солидной фигуры. Непомерные амбиции, судя по досье, и патологическая трусость. Калиф на час.
— Это точно, — подтвердил я с мстительным чувством.
— Его тянули за уши вверх по служебной лестнице…
— Кто?
— Не суть важно. Но вы — может, нечаянно, а возможно, и преднамеренно — поломали этим людям всю игру.
— Так уж вышло… Лучше бы я не лез в эти игры…
— Что? А… Понятно. — Латышев помрачнел и понимающе кивнул. А затем продолжил: — В итоге Саенко засветился и стал нужен им как прошлогодний снег.
— Может быть…
— Не может быть, а точно. Не сомневайтесь.
— Я не думаю, что бывшие покровители Саенко оставили его на произвол судьбы.
— Верно. Этой глупости сделать они не могли. Не имели права. Саенко чересчур много знал. Потому и был под присмотром нашей наружки. Мы хотели знать, что они предпримут. И какое щупальце спрута пошевелится первым.
— Кто такие «мы»?
— Вы верно уловили суть. Ни для кого не секрет, что я приехал в ваш город из столицы. Где работал в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью. Примерно с год назад нас заинтересовала активность мафиозных структур в этом регионе. Тогда Саенко и попал в поле нашего зрения. А с ним и еще кое-кто. Но определить, в чем смысл многоходовых комбинаций группы отечественных банков и зарубежных фирм, большая часть которых имеет подмоченную репутацию, мы так и не смогли. Поэтому было решено максимально приблизить расследование к месту основных событий.
— Понятно. Но почему вы говорите, что у меня нет другого выхода, как взяться за это дело?
— Прошу меня извинить… для вас сейчас это очень больная тема… Но к сожалению, у нас весьма специфическая профессия, изначально предполагающая нечто подобное. Как ни горько это сознавать… Я искренне вам сочувствую.
«А не пошел бы ты, полковник, со своим сочувствием!..» — подумал я со злостью. Но сказал совсем другое:
— Спасибо…
— Так вот, дело в том, что сейчас за вами идет охота…
— Новость несколько устарела.
— И то правда. Но кто именно открыл на вас сезон охоты?
— А как мне хочется узнать, кто эти охотники…
Злоба хлынула мне в голову горячей волной. Латышев понимающе кивнул.
— Скорее всего, в качестве охотников выступают именно те люди, о которых я вам говорил. До сих пор вы дрались с ними практически в одиночку, — сказал он. — А теперь я вам предлагаю мощную поддержку и защиту в любом варианте.
— Значит, дело вовсе не в Саенко?
— Найдем его — хорошо, нет — пусть побегает, никуда он не денется. Рано или поздно мы Саенко достанем. Если, конечно, к тому времени он еще будет коптить небо.
— Но почему именно я?
— А как вы думаете?
— Никак не думаю. То, что за мной охотятся, — понятно. А раз так, значит, я сейчас под колпаком. Верно?
— Верно.
— Тогда как можно расследовать вообще что-либо, не говоря уже о деле Саенко и иже с ним, когда каждый мой шаг для противника будет высвечен, словно на киноэкране, со всеми нюансами как психологического, так и чисто розыскного плана?
— Так это именно то, что нам нужно!
— Извините, не врубился…
— Вам не надо скрывать или как-то маскировать свои следственные мероприятия. Наоборот — идите напролом, прите буром, берите кого требуется за глотку, выворачивайте наизнанку… Короче, побольше шума. Плюньте на все законы — конечно, в пределах разумного, — топчитесь, словно слон в посудной лавке.
— Вот теперь я понял. Вы мне предлагаете роль живца, наживку для акул, и так уже готовых сожрать вместе со мной и блесну, однако еще колеблющихся и выбирающих, под каким соусом это сделать.
— Ну, «роль живца» — это сильно сказано.
— Почему сильно? Если я возьмусь за дело, то не только дверь взорвут, но и мой дом вместе с жильцами. То есть вы сейчас разговариваете с тенью отца Гамлета. За порогом управления я уже труп.
— Да, я и впрямь сватаю вас на роль фонаря, торчащего посреди пустыря. В операции, утвержденной на самом верху, вам отводится самая тяжелая и в то же время самая ответственная диспозиция.
— Это называется женить меня без моего согласия. А если я откажусь?
— Вы так не поступите.
— Почему вы так думаете?
— Майор, я мог бы вам говорить о долге, о патриотизме… и прочая. Но вы не принадлежите к тем людям, которым нужно забивать баки. Ваша биография является тому подтверждением. Вы НАШ человек.
— Что значит «наш»?
— А просто НАШ — и все. Вам понятно?
Я сдался. В скупых словах Латышева звучала железная вера в те идеалы, которыми и я грешил совсем недавно. Значит, не один я такой дурак?
Это меня воодушевляло.
— И что должен делать «фонарь на пустыре»? — спросил я без обиняков.
— Главная ваша задача — отвлечь внимание от основных событий, которые должны готовиться тихой сапой, не спеша. Вы ведь понимаете, какого зверя мы должны обложить.
— Товарищ полковник, скажите: я похож на лоха?
— Конечно нет. Судя по аттестации, вы на своем месте. Мало того, вы один из лучших. А почему вы так спросили?
— Да потому, что все мои начальники стараются всучить мне дельце, попахивающее могилой. Так было в Афгане, затем в уголовном розыске, и теперь… ну, в общем, понятно. Неужто я смахиваю на Иванушку-дурачка?
— Я бы сказал, что не очень, — примирительно улыбнулся Латышев.
— Тогда почему бы мне сейчас не заняться, например, рэкетом на таможенном терминале? Сотрудник, ведущий это дело, прооперирован, что-то очень серьезное, так что полгода его на рабочем месте не будет. Я в курсе событий, знаком с материалами — мне и карты в руки.
