И даже выбор не дадут сделать – между живым псом и дохлым львом. Что осталось? Сдохнуть, реально, как лев. И сдохну! Одну чеку вырвал. Левая рука держит комок стали, ждущей своей секунды разлететься, прошивая насквозь всё, бля! Правая рука мёртвой хваткой сжала «калаш». Мысли несутся быстро, быстрее ветра… Откуда силы берутся? До подсознания, наверное, дошло: всё… писец!.. остались минуты жизни. А энергии не выработанной – море, вот и хлынули её потоки, сметая дамбу дозатора.
Всё вокруг изменилось – пространство искривилось, стены стали выпуклыми, звуки поменяли тональность. В проёме окна появилась тёмная игла. Красиво вращаясь, медленно проползла через всю комнату, оставляя за собой размытый шлейф, и так же медленно вклинилась в стену. Та лопнула, как спелый арбуз. Что это было… пуля?! Время замедлилось?!
Бах! Бах! Бах! Та-та-та-та-та! За окном раздалось несколько коротких очередей. Затем вопли духов – ага, глотнули свинца, гады! Бах! Бах! Бах! Та-та-та! Ещё пару очередей, но уже ближе – кто-то идёт в атаку?!
Ломанулся к окну. Замедленное кино было и на улице. Напротив меня пятнадцать… Бах! Бах! Бах… э-э, тринадцать «духов» пытались найти какое-то укрытие. Со стороны «нашей» территории бежали двое. Один, с виду такой же, как я, – пацан свежепризванный, и постарше дядька, контрактник наверняка. Эти двое тоже поняли, что конец – он не за горами, и, наверное, крышу у них сорвало. Может быть, их реальность сейчас тоже – замедленные кадры киноленты…
Луч прожектора из дома напротив лупит по глазам. Спустя мгновенье смекаю: это был всего лишь блик. Блик от оптики снайпера, вслед за которым обычно приходят темнота и небытие. Но не в этот раз! Замедленная вспышка и бесконечно долгий полёт пули. Я даже не спрятался за стену, так, просто голову наклонил вбок, освобождая дорогу свинцу. Эх! Левая рука описала дугу, и Ф-1 полетела почти по прямой, в то самое окно. Вот это силища! Ещё один бонус!
Бесконечно долгая пауза Потом клубы пыли и осколков, точно гейзер, выплюнули наружу тело… Женское?
Сучка вместе с винтовкой плюхнулась на арматуру.
Обезображенная плоть разок дёрнулась и успокоилась.
Ещё один прожектор отвлекает от созерцания смерти. Но я не успеваю ничего сделать…
Несколько пуль с нашей стороны заплыли в щель обрушившихся бетонных перекрытий. Две штуки прошли мимо, лишь облачко пыли подняли. Но минимум три чвякнулись в тело снайпера – три раза дёрнулась оптика, три раза прощальные блики подмигнули мне.
Опускаю глаза и встречаюсь взглядом с «духом». Все боевики из его отряда залегли на брюхо, а этот один – в канаву, на спину. Ненавидящие глаза смотрят на меня, а руки медленно поднимают «калаш» – такой же, как у меня. Тюнь! Пуля красиво пошла в его сторону, настолько красиво, что захотелось её погладить, как котёнка. Бородача начало колбасить, клинышек вошёл в солнечное сплетение, его рука с автоматом непроизвольно дёрнулась и описала дугу. Бах! Бах! Бах! Бах! Судорожно сжатый указательный палец выпустил всю обойму в момент. Пули прочесали спины пятерым боевикам. Трое из них даже смогли подняться, чтобы в следующий миг нарваться на свинец, который щедро разбрасывала пара отчаянных ребят, контрактник и молодой.
А чё эт я торможу?! Меня вдруг осенило. Все духи передо мной как на ладони. Надо ребятам помочь! Тюнь! Тюнь! Тюнь! Есть!!! Три выстрела – три трупа! Тюнь! Тюнь! Тюнь! Кто сказал: пуля – дура? Пуля умница, коль ты сам молодец! Эх, месиво-кровесимо! Тюнь! Тюнь! Тюнь! Чик! Чик!
Обойма пуста. Последняя гильза скатилась по камням. Залегаю… Надо мной пролетела свинцовая стая, так же медленно и грациозно, как и все предыдущие.
– Коля-а-ан…
Хриплый голос Серёги порвал эту нереальность по швам.
Всё вернулось в норму. Время возвратилось в привычное русло.
Ощущение этого стегануло, как хлыст сонную кобылу. Холод бетонного пола прошёл сквозь спину прямо в душу.
– Серёга! Бля… Ты живой! Живой!!!
Он смотрит на меня. В глазах тлеет искорка жизни, которая держит его в этом мире. Секунды не прошло, я бросаю затраханный «калаш» и, подхватив друга, как ребёнка, тащу на себе по раздолбанным лестницам вниз.
– Держись, кабан, не смей умирать! Держись, сука… пять минут!.. Клянусь, ты выживешь… Живи, гад! Что я скажу твоей Любке и сыну?! Ты же имя ему не придумал даже – позавчера пацан родился!
Слова вылетают, как пух из старой подушки. Надо говорить, чтобы он опять не провалился в небытие.
– Слушай меня, сволочь! Говори со мной!
– Ничего-о-о, Ко-олян, прорвё-о-омся. Сам не-е хочу подыха-а-ать…
Радость придаёт силы. Выскакиваю на открытое раздолбанное пространство, которое некогда было центральной улицей… Чвяк! Нога запуталась в кишках чьего-то тела. Реальность настолько ужасна, что перестаю её воспринимать.
Изувеченные трупы, оторванные конечности, кишки, намотанные на арматуру, висящие на деревьях, – здесь только что полёг отряд «духов».
Это уже не шокировало, только изумляло своей бессмысленностью. Ради чего всё это, кому ЭТО надо? Козлам в кожаных креслах? Ну не мне же! И уж точно не Серёге.
Оп-па… Я оказываюсь в центре проспекта на плите перекрытия. Любое «тело» с пушкой снимет меня без усилий. Но выстрела нет… Тишина. Вокруг мёртвые тела, не просто мёртвые, а безобразно мёртвые. Смерть постаралась. Художественно постаралась. Хорошо, что не жрал утром. Спазмы желудка остались спазмами. Блевать нечем.
«Дух», с половиной черепа, смотрит на меня ещё живыми глазами, судороги его тела затихают. Ненависти к нему уже нет – бедолага ни в чём не виноват, кроме как в любви к тому, что он ошибочно считал свободой и независимостью родины.
Так… дальше… назад на три квартала – там санитары и пара грузовиков. Тяжёлое дыхание Серёги подгоняет похлеще кнута. Кажется, все звуки канули в бездну. Остался только один – дыхание Серого на фоне гробовой тишины.
Надо же, в самом центре войны тишина… Неправильная такая.
Добавилось шуршание гравия под ногами, моими и тех двоих наших, идущих навстречу. Теперь я могу их рассмотреть. Тот, что постарше, – с каменным лицом и тяжёлым взглядом. Взглядом, через который, кажется, смотрит сама вечность… Воин. Другой, что помоложе, – просто пацан, на лице выражение азарта. Даже не азарта, а наслаждения происходящим. Ещё не наигрался в войнушку, ему пока что нравится кровавое игрище…
– Жив, солдатик? – обращается ко мне старший.
– Да, батя, ещё живой!
– Ну, давай, шустренько к санитарам. Два квартала назад, знаешь где?
– Да, батя. Прикроете?
– Не боись. – Он улыбнулся, и двое уходят дальше. Два окровавленных квартала остались позади. Позади остались и трупы. Кости, Игорька, Валеры, Юрчика, Жоры, Мишки, Руслана, Ваньки… БЛЯ!!! Зачем мне это всё!!!
Санитары уже перехватили Серёгу, поднимают в кузов его и меня. Грузовик трогается. Серёга лежит и смотрит на меня, настоящим осмысленным взглядом. Выживет, сучёнок…
