Отталкивая меня, Таня охраняла меня от «награждения», а себя от разоблачения.
Узнав всё это, я окончательно возненавидел капитана и позвонил ему домой. Ответила жена, я только представился ей — кто я, как она заявила, что «знает всё!» и сама пригласила «в гости».
Во гневе и подпитии, перед уходом к капитану, я прихватил в карман элегантный кухонный топорик для рубки мяса, чтобы порушить скотину в удобный момент.
Вся семья была дома: муж, жена, дети. Капитан, по имени Иван, оказался, как бы оправдывая своё имя, простоватым, невзрачным мужиком маленького роста, с рожей, вырубленной топором, заикающийся и, к тому же, хромой, правда, крепковатый в плечах.
Непрезентабельный вид соперника как-то сразу охладил мою агрессию, я только тоскливо подумал: «Господи, что же она в нём нашла?»
Ответ на этот вопрос я получил позднее от той же Галки. При всей своей непритягательной для женских глаз внешности, Ваня обладал х… м феноменальных размеров, самодостаточным агрегатом, не требующим дополнительного приложения лишних достоинств.
Ваня встретил меня радушно, пытался снять с меня верхнюю одежду, от чего я презрительно отмахнулся. Он выставил в кухне бутылку вина, к нему я тоже не притронулся. Тогда он сразу полез ко мне, заикаясь, с извинениями, прямо при жене.
— Вы всё знаете? — спросил я жену.
— Знаю, сама их накрыла.
— Ваня зазаикался примирительно: — Прости, — ну ттак вышло.
— Как так? Споили девку?
— С-сама пила, — насупился Ваня.
— Ты заразил Татьяну?
Ваню подбросило:
— А т-ты знаешь? Она сказала?
— Она, — соврал я и добавил медленно по слогам, — сказала: «эта грязная скотина»…
Ваню передёрнуло:
— И так я с этим настрадался! Она же бросила меня из-за этого.
Наконец, мне стали ясны все Танины гинекологические проблемы, которыми она измучила меня в отпуске.
— Как она решилась уехать в Саратов?
— Как, как! — встряла жена, — я ей сказала: у тебя один выход — уезжай, иначе, плевать, заложу и тебя и всю братию!
Вот оно что! Сейчас мне стало ясно — почему уехала Татьяна, скорее всего на неё и на Ивана надавили дружки из «хунты», опасаясь скандала.
Ох, Таня, Таня!
— Вот что друг! — сказал я — пиши мне расписку!
— К-какую расписку? — испугался Иван.
— Пиши, я диктовать буду!
Почувствовав мою решительность, да и, сдаётся мне, поняв ещё на входе — с каким грозным орудием я явился, Иван взял ручку и листок.
— Я, такой-то, … капитан службы внутренней охраны, признаю, … что из низменных побуждений совратил такую-то …, а потом, ведя вместе с дружками разгульный образ жизни, заразил её венерической болезнью, — диктовал я.
Ваня содрогался, но писал.
— Обязуюсь впредь не совращать замужних женщин, … а если такое случится, … то готов понести любое наказание.
— Пиши, пиши! — помогала мне его жена.
— На черта мне эта глупая расписка? — между тем, думал я.
Понимая умом, что Таню не вернуть, я всё равно цеплялся за какой-то призрачный шанс.
Я, молча, забрал расписку и ушёл. Проходя по двору, выхватил из кармана топорик и со злостью вонзил его в брус ограждения бельевой площадки. Немного остыв, я вынул топорик из бруса и забросил куда подальше.
На другой день случилось ко мне явление двух господ офицеров — Ваниных друзей. Один — старший лейтенант, высокий усатый гренадёр, типичный представитель женского совратителя, назвался Олегом. Не смотря на то, что он был моложе и Ивана, и своего спутника, и ниже их по чину, я сразу понял, что в «хунте» он главный закопёрщик разврата и приманка для женщин.
Спутник его — Владимир, в чине капитана, оказался как раз тем самым войсковым фельдшером.
Друзья тут же разлили принесённую бутылку коньяку и заговорили «за жизнь» наводящими нейтральными вопросами.
— Что, Ваньку пришли спасать? — оборвал я их дипломатию.
— Не Ваньку, а себя, — грустно сказал фельдшер.
— Слушай, — на хрена тебе эта расписка? Отдай нам! — сказал Олег.
— Не у вас взял! — отвечал я.
— Иван — он и есть Иван — дурак, другого Татьяне надо было.
— Ну, уж, конечно, такого красавца, как ты!
— Да Танька баба ничего, — как-то грустновато заметил фельдшер.
Я подумал, что Татьяна была для фельдшера предметом, отнюдь, не абстрактного вожделения, её прелести он изучил, когда пришлось лечить.
— Вот что, ребята, расписку не отдам. За себя не бойтесь — командиру не предъявлю.
«Ребята» немного замялись, похоже, что у них зачесались кулаки, но, сообразив, что это приведёт только к лишним неприятностям, удалились.
* * *
Подруга пробудила меня, весело шлёпнув букетом прямо по лицу.
— О чём задумался Ермак?
— Да так. Природа! — не признался я.
— Я ж говорила: чудное место!
Я вырвал букет из её рук и хотел отхлестать по заднице за утреннюю провокацию, но она увернулась и побежала, потом изловчилась и выхватила у меня цветы.
Так мы гонялись друг за другом по жёлтому песку, как маленькие дети. Лариса, вдруг, коварно подставила мне подножку, я упал спиной на пляж, а она со смехом стала забрасывать золотистыми горстями песка всё моё тело, оставив незакрытой только голову. Пока я отдыхивался от бега, труженица навалила сверху на меня огромную кучу, сразу даже не выбраться. Наконец, тоже приустав, игрунья сбросила плавки и уселась на горку из песка на моей груди.
— Ты в моей власти. Хочешь подняться из могилы, заставь меня кончить языком.
— Беспутная! — прошептал я, — могут увидеть с берега.
— Разве это не чудная картинка! — захохотала плутовка и придвинулась к моему подбородку, пощекотав нос волосистым лобком, источающим благовонный запах.
Картинка, во всяком случае, для меня, была действительно чудной. Розовые, сочные, выступающие завитушками, половые губы.
— Княгиня, княгиня! — шептал я про себя, познав к тому времени классификацию женских половых органов.
Яркое солнце светило прямо в раскрытое её пальцами рубиновое влагалище, блестела перламутром слизистая оболочка, в глубине притягательной розочкой светилась матка с узенькой щёлкой нерожавшей девушки, а маленький бугор клитора вспух от желания, хотя я не прикоснулся ещё к нему языком.
«И я появился на свет из такой же божественной колыбели», — промелькнуло в голове, — «как же могу я не стремиться к своей родине»!
