– Возможно, сейчас ты чувствуешь именно так, – печально произнес отец, – но что, если ты передумаешь? Ведь будет слишком поздно что-либо предпринять. Инструменты утрачены тобой безвозвратно. Что ты думаешь делать, если тебе вдруг захочется вернуть их на следующей неделе?
Эмили закусила губу.
– Я не захочу вернуть их, – сказала она глухим голосом. – Никогда не захочу больше играть на ударниках, никогда, пока буду жива.
– Надеюсь, что ты хоть получила за них какие-то деньги. Помню, как много ты работала, чтобы накопить их.
– Я получила деньги! – отрешенно ответила Эмили, вспомнив, что почувствовала, когда Дан протянул ей пятидесятидолларовые купюры. – Не беспокойся, папа, я знаю, что делаю.
– Я оставлю на столе в моем кабинете номер телефона, где мы будем, – сказал отец, вставая.
Как только он вышел из комнаты, Эмили вскочила с кровати и направилась к своему столу. Включив настольную лампу, она открыла нижний ящик, в котором хранила все свои «сокровища»: полученное ею первое любовное послание; голубую ленту за победу в легкоатлетических соревнованиях в шестом классе; многочисленные почетные грамоты за музыкальные выступления.
Незадолго до этого Эмили спрятала в глубине ящика конверт с двумястами долларами. Она вытащила его наружу и заглянула внутрь. У нее не было пока никаких планов, как распорядиться этими деньгами. Но сознание, что они лежат там, помогло ей почувствовать себя немного увереннее.
Тут среди беспорядочно лежащих на дне ящика вещей Эмили заметила уголок другого конверта и извлекла из него фотографию.
На ней были Эмили и ее родители около озера Секка, расположенного на окраине Ласковой Долины. Снимок, сделанный летом незадолго до ухода матери, был единственной, по-настоящему хорошей, фотографией с ее изображением. Было трудно рассмотреть черты лица отца: во время съемки он слегка зажмурился от яркого солнца. Но мать… ее мать выглядела очень красивой! Черты лица у нее были мягкими, и она мило улыбалась, глядя в камеру. Она казалась такой доброй, подумала девочка, такой ласковой.
Но через минуту засунула фотографию обратно в ящик. Нет смысла жить прошлым, сказала она себе и, решительно выключив настольную лампу, встала со стула.
Ей нужно идти приглядывать за малышкой Кэрри. Все остальное в прошлом: мать, музыка, Дан… Но Эмили обещала себе не сдаваться. Она намерена приспособиться к новой жизни своего отца, даже если это будет убивать ее. Она станет делать все возможное, чтобы помогать своей мачехе. Потому что иначе, твердо знала, Карен убедит отца, что школа-интернат – это единственное правильное решение. Эмили действительно боялась, что разлука с Ласковой Долиной будет означать для нее конец.
9
Элис Уэйкфилд вынула последнюю партию белья из сушилки стиральной машины, встряхнула полотенца и сложила. В это воскресенье в полдень в доме царила тишина. На выходные приехал старший сын Стивен, чтобы повидаться с бабушкой и дедушкой, и они впятером, включая близнецов, отправились на пляж.
Еще неделя, подумала Элис, и старики возвратятся к себе в Мичиган. Интересно, почувствует ли она себя спокойнее после их отъезда. Не то чтобы ее не радовал их визит: она всегда была в добрых отношениях с родителями мужа, а на прошлой неделе получила от общения с ними еще больше удовольствия, чем обычно. Причина ее беспокойства была в дочерях.
Элис предпринимала попытки приобщиться к их планам, но пока они не увенчались успехом. Вначале она старалась убедить себя, что близнецам просто хочется побыть наедине с бабушкой и дедушкой. И вряд ли следовало порицать их за это. Ведь внучки виделись с ними всего раз в году, а ее видят каждый божий день.
Но Элис трудно было отделаться от чувства, что здесь кроется что-то большее. В прежние времена, с печалью вспоминала она, дочери всегда советовались с ней, им хотелось узнать ее мнение об их школьных нарядах или помочь в доме по хозяйству. В последнюю очередь, правда, им хотелось, чтобы она помогла им починить что-то или показала, как пользоваться теми или иными кухонными принадлежностями. Теперь они подросли и больше не нуждаются в ее помощи и, кроме того, у них нет для нее свободного времени.
Однако на этот раз у Элис Уэйкфилд созрел, казалось, отличный план. Она заблаговременно предупредила руководство своей фирмы, что в понедельник не придет на работу. Целую вечность у нее не было ни одного отгула.
«Таким образом, – подумала она с удовлетворением, – я буду дома к возвращению девочек из школы, и дедушке с бабушкой не удастся перехватить их и увезти куда-нибудь. Можно, например, взять их с собой за покупками – уж от этого-то они ни за что не откажутся!»
Элис Уэйкфилд настолько понравился собственный план, что поначалу ей показалось, будто она ослышалась, когда в ответ на ее предложение, сделанное после обеда в гостиной, Джессика возразила:
– Мы не можем, мам. Бабушка обещала повезти нас на площадку для запуска воздушных шаров, наполняемых горячим воздухом.
– Что?
Джессика, которая в этот момент сосредоточенно закатывала рукава тенниски, ответила так, словно речь шла о самом обыденном:
– Ты знаешь, мам, будет так здорово прокатиться на воздушном шаре!
– Бабушка полна самых безумных идей, – захихикала Элизабет. – Можешь себе представить, чтобы женщине в ее возрасте хотелось полетать на одном из этих аппаратов? Но именно ей пришла эта мысль в голову. Неподалеку, на побережье есть место, откуда запускают эти воздушные шары с корзинами. Так что завтра после уроков бабушка с дедушкой заедут за нами в школу, и мы попробуем до ужина совершить один такой полет.
– О, – только и смогла произнести Элис Уэйкфилд, совершенно сраженная.
Полет на воздушном шаре! Разве можно было этому что-нибудь противопоставить?
– Может, мы могли бы поехать за покупками как-нибудь в другой раз, мам, – предложила Элизабет, заботливо глядя на мать. – Как ты думаешь, Джес?
Джессика, казалось, все еще была озабочена своими рукавами.
– Что? – спросила она рассеянно, переводя взгляд с Элизабет на мать. – Я что-то пропустила?
– Нет, – резко ответила Элис Уэйкфилд, быстро вставая. – Не волнуйся, Джессика. Ты ничего не пропустила.
– Что с ней? Разве я сказала что-нибудь, чего не стоило говорить? – покидая комнату, услышала мать возмущенный голос Джессики.
«Ну все, я сдаюсь, – решила про себя Элис Уэйкфилд, входя в кабинет. – Совершенно очевидно: им со мной неинтересно. Они больше не нуждаются во мне, и я для них скучна».
– Эй, – окликнул ее муж, откладывая в сторону газету. – Ты чего такая мрачная? Что-нибудь случилось?
Элис пожала плечами и села напротив него в свое любимое кресло.
– Ничего особенного, если, конечно, не считать, что быть кому-то полезной важно, – вздохнула она.
– О чем ты это?
