– Не строй из себя идиота.
– Тебе надо было посоветоваться с ним, прежде чем покупать хорька. Это все-таки не золотая рыбка, это зверек, ко многому обязывающий.
– Я его не покупала.
– Ага, значит, я угадал, ты его украла!
– Ну конечно! При всех тех неприятностях, которых у меня полным-полно, мне только и остается, что красть хорьков! Это хорек Магды, младшей сестры Альберто. Альберто подарил его на ее день рождения.
– А до той позже дошло, что он не плюшевая игрушка…
– Да, – кивает Ева. – К тому же она получила университетскую стипендию и в сентябре уезжает в Чили. Не брать же ей его с собой.
– А почему бы не взять? Возможно, там его готовят лучше. Хорек отварной по-чилийски! Звучит аппетитно.
– Какой ты противный! – говорит она, однако без эмоций.
Ее невидящий взор уставлен на брусчатку, она выглядит безмерно усталой. Если я немедленно не вытащу ее из этого состояния, она расплачется. А я не выношу плачущих женщин, никогда не знал, что с ними делать.
Ее невидящий взор уставлен на брусчатку, она выглядит безмерно усталой. Если я немедленно не вытащу ее из этого состояния, она расплачется. А я не выношу плачущих женщин, никогда не знал, что с ними делать. Их плач гасит любое сексуальное желание. А, должен признаться, когда я увидел ее бегущей, оно у меня возникло, и я не намерен расставаться с таким приятным ощущением.
– На тебя жалко смотреть, – говорю я. – До чего ты себя довела: вид побитый, волосы грязные, о туфлях и не говорю, бросила дома разъяренного жениха, а сама бегаешь глубокой ночью за хорьком, в то время как витрина твоего магазина ничем не защищена и этим могут воспользоваться воры…
Она резко поднимает голову:
– Воры? Какие воры? Ты проходил мимо магазина и кого-то видел?
– Нет, но, поскольку ты не опустила ставни, это лишь вопрос времени.
Ева бросает взгляд мне за плечо в направлении магазина. Я понимаю, что ей хочется прямо сейчас бежать проверить, что с ним. Она смотрит на заснувшего хорька, потом на меня.
– Послушай, ты не мог бы…
Я жду продолжения. Она молчит.
– …подержать немного хорька, пока ты сбегаешь проверить, все ли в порядке? – завершаю я фразу за нее. – Конечно, мог бы.
Ее лицо озаряется мгновенным облегчением.
– Но я не уверен, хочу ли я это.
Свет гаснет. Укол сожаления. Но я уже решил, чего я от нее хочу, и знаю, как этого добиться.
– Сделаем так: ты иди, а когда все проверишь, вернешься сюда, – продолжаю я. – И, быть может, найдешь меня здесь. Если же я почувствую, что устал ждать, оставлю хорька здесь. Попрошу его подождать тебя, а сам уйду, хорошо?
– Какой же ты засранец! Ладно, отдай мне Лаки и проваливай спать. Не понимаю, почему ты торчишь тут, болтая без умолку, если держишься из последних сил.
Я не произнес вслух ни одного слова, но ее тело читает мои мысли. Мы оба вибрируем, как натянутая струна, тронутая слайдом в нужный момент. Но я ни за что не признаюсь ей в этом.
– Я просто не могу не помочь барышне, находящейся в затруднительном положении.
– А с чего ты взял, что мне помог? Ты сделал мне только хуже.
– Разве не я поймал хорька? А ты даже не оценила мою молниеносную реакцию.
– Воображаю, как ты тренируешь ее, целыми днями дергая ручки игральных автоматов. Когда тебя не посещает муза, разумеется.
– Я предпочитаю домино, – бросаю в ответ.
На Кубе домино – практически национальный вид спорта, но этого она, конечно, не может знать и смотрит на меня с удивлением.
Она стоит так близко, что я ощущаю ее легкий запах, сладкий и экзотичный. Наверное, так пахнут ее волосы. Она намного ниже меня, и если сделает еще полшага вперед, ее кудри коснутся моего подбородка.
– Доми… Какое мне до этого дело! – восклицает она, сердясь на себя за то, что дала втянуть себя в разговор. – Меня совсем не интересует, чем ты занимаешься целыми днями, пусть даже считаешь узелки в ковре. – Она отталкивается от перил и наклоняется ко мне, ее лицо на расстоянии ладони от моего. – Я не знаю, в какую игру ты играешь, но у меня на дурацкие забавы нет времени. Верни мне хорька, возвращайся туда, откуда пришел, а я пойду и займусь своими проблемами.
Она стоит так близко, что я ощущаю ее легкий запах, сладкий и экзотичный. Наверное, так пахнут ее волосы. Она намного ниже меня, и если сделает еще полшага вперед, ее кудри коснутся моего подбородка. Я ощущаю тепло, исходящее от ее разгоряченного тела. Если бы у меня была свободна хотя бы одна рука, я с удовольствием взял бы конец этого ее ужасного шарфа и стал бы медленно разматывать его, как обертку конфеты, слегка прикасаясь пальцем, а потом и губами к ее коже, по мере того как она распахивалась бы навстречу мне.
Поднимаю взгляд на ее губы, сжатые в гримаске негодования, и представляю себе, как они смягчаются и поддаются моим, как открываю их, нежно разжимая языком, как исследую каждый их миллиметр. Смотрю в ее глаза и вижу в них растерянность. Я не произнес вслух ни одного слова, но ее тело читает мои мысли. Мы оба вибрируем, как натянутая струна, тронутая слайдом в нужный момент. Но я ни за что не признаюсь ей в этом. Мне не хочется, чтобы она убежала от меня.
– А знаешь, я мог бы помочь тебе, – говорю я тихо, стараясь придать голосу гипнотическую интонацию. – Я мог бы взять Лаки к себе, кормить его, ухаживать за ним. А ты могла бы навещать его, когда тебе захочется, и не волновалась бы за его судьбу. Таким образом, эта твоя проблема решилась бы. Ты была бы спокойна и свободна…
Мое предложение звучит заманчиво. Чуть помедлив, она согласно кивает.
– Это было бы… было бы очень любезно с твоей стороны, – бормочет она.
Она стоит так близко, что я ощущаю ее легкий запах, сладкий и экзотичный. Наверное, так пахнут ее волосы. Она намного ниже меня, и если сделает еще полшага вперед, ее кудри коснутся моего подбородка.
Выдерживает мой пристальный взгляд и сама с неожиданным интересом глядит на меня. Я осознаю, что впервые с тех пор, как я ее встретил, она полностью сфокусировалась на мне, воспринимая меня как равного ей, а не как помеху на ее пути. Мне передается ее внутреннее напряжение, и это потрясает меня. Едва заметно она склоняется ко мне. Я ободряюще улыбаюсь ей, и ее губы расплываются в ответной улыбке. Это похоже на танец, танец неподвижных фигур, и у меня закрадывается подозрение, что передо мной танцовщица, которую нельзя недооценить.
– Но, разумеется, – продолжаю я, – есть одно условие. Всего одно, маленькое условие.
– И… какое?..
– Ты позируешь мне.
Едва эти слова срываются с моих губ, как я ругаю себя за их поспешность и категоричность. Мое желание выдало меня. Я действительно хочу, чтобы она мне позировала. Я должен уловить эту странную грацию ее движений, я догадываюсь, что здесь ключ к тому, чтобы выпустить на волю мое вдохновение.
