Все еще озираясь, паренек пожевал нижнюю губу и обратил на меня черные глаза:
– Джой. Я работаю на Пита.
– Ты слышал, что с ним стряслось?
Джой сглотнул, и его грязные руки сжались в кулаки.
– Просто не верится, – сказал я. – Ну садись.
Он заколебался, потом примостился на краешек стула напротив меня.
– Почему ты пришел сюда, Джой?
– Мы с Томом братья…
– Том – это тот парнишка? Он снова сглотнул и кивнул.
– Сочувствую тебе, Джой. Всей душой сочувствую, поверь мне.
Лицо у него затвердело, глаза сузились.
– Сочувствием не поможешь, – выдавил он хрипло.
– Это я понимаю. Так зачем же ты пришел? Джой провел кончиком языка по пересохшим губам:
– Вы ведь заплатили Питу двадцать баксов, чтобы он следил за Джошем Джонсом. Верно? Мне стало не по себе.
– Ну?
– Пит велел следить за Джошем мне и Тому. Пит сказал: разузнаем что-нибудь, вы заплатите еще. Пит был честный. Он сказал, что деньги мы разделим на троих.
– Ты знаешь, кто их убил?
– Кто-то из той тройки. Кто – не знаю.
– А что ты знаешь?
Блестя глазами, он наклонился ко мне:
– Знаю, где сейчас прячутся мужчина и женщина. Том пошел сказать об этом Питу, тут-то их обоих и убили.
Меня прошиб пот:
– Джой, ты полицейским ничего не говорил?
– После того как они засадили моего отца, я с полицейскими дела не имею. – Черные глаза мальчика сверкнули.
– А что с твоим отцом?
– Его приговорили к десяти годам. Ему сидеть еще пять лет.
Я стал успокаиваться.
– Так где же эти двое?
Джой долго и пристально смотрел на меня, потом спросил:
– А сколько вы заплатите за то, что я скажу, мистер Андерсен?
Я вынул свой тощий бумажник и незаметно для Джоя проверил его содержимое. Потом вынул бумажку в десять долларов и протянул мальчишке.
Он покачал головой:
– И меня могли убить, как Тома.
– А ты будь поосторожнее, Джой.
– Все равно меня могут убить, – тихо повторил он.
Борясь с самим собой, я вынул еще одну десятидолларовую бумажку:
– Больше не могу, Джой. У самого пусто. Мальчишка поколебался, но потом протянул руку и взял деньги:
– Они в баре “Аламеда”. Я даже рот открыл:
– Не верю!
– Сегодня в пять утра Джонс вывел этих двух из своего дома и отвел их в бар “Аламеда”. Они вошли через черный ход. А Джонс потом вернулся к себе. Сейчас там мой брат Джимбо наблюдает.
– Ах у тебя есть еще один брат?
– Да. Тоже на Пита работал.
– Продолжайте наблюдать за этими людьми. Я вам попозже еще заплачу. Мне надо знать, ходили ли они куда-нибудь. И смотрите, будьте осторожны.
Мальчишка поднялся, сунул деньги в карман брюк, кивнул и пошел к дверям.
– Подожди, Джой. А где тебя найти?
– В Рачьем тупике. Как раз рядом с Крабьим двором. Дом номер два. На верхнем этаже. Там мы с братьями снимаем комнату.
– А с матерью что?
– Покончила с собой, когда отца посадили, – с каменным лицом ответил Джой. – Так что теперь только мы с Джимбо остались.
– Береги себя, Джой, – сказал я.
Я проводил его до двери, потом вернулся в кресло.
И начал думать.
Поффери и его жена прятались на пиратском острове, размышлял я. Нэнси их навещала и привезла на яхте в город. Джош Джонс сперва приютил их у себя, а потом отвел в “Аламеду”. Почему в “Аламеду”? Наверно, через Глорию Корт договорился с Диасом, что тот спрячет их в баре. Конечно, это место куда более безопасное, чем квартира Джоша. А к Глории он пошел потому, что она – бывшая жена Хэмела, видно, он и при ней служил на яхте. Вроде бы пока все понятно, неясно только, почему такая славная молодая женщина, как Нэнси, помогает паре отъявленных террористов. Может быть, они ее чем-нибудь припугнули?
Я нетерпеливо затушил сигарету. Так что же мне-то делать? Я знал, как должен был поступить. Должен позвонить в полицию и сообщить, где укрывается Поффери и его жена. Только что мне от этого будет? Ничего, кроме неприятностей. Лепски начнет допытываться, откуда мне известно, где они. И даже если мне удастся придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, все равно я на этом ничего не заработаю. Вознаградить меня никто и не подумает.
И тут мне пришло в голову, что настало время поговорить с Нэнси Хэмел. Выяснить, не согласится ли она платить мне за молчание.
Я поморщился. Придется соблюдать крайнюю осторожность. Меньше всего мне улыбалось, чтобы меня обвинили в шантаже. Только шантаж ли это?
С тех пор как я служил в агентстве, я повидал всяких шантажистов. Меня для этого и использовали, чтобы сажать их за решетку. И до сего дня я всегда считал, что шантаж – это самое гнусное из всех преступлений.
Но разве я буду шантажировать Нэнси Хэмел? Я хочу только доверительно поговорить с ней. Хочу предупредить, что знаю о том, как она помогает Поффери, и знаю, где он и его жена прячутся. Объясню ей, что заработки у сыщиков незавидные. Улыбнусь при этом самой искренней из своих улыбок. И конечно, если мы придем к какому-нибудь соглашению, я обо всем забуду и все будут счастливы. Так что решать ей.
Ну разве это шантаж?
Деловое соглашение – с этим не спорю. Но никак не шантаж.
Мне довольно легко удается дурачить других, но уж когда я берусь дурачить самого себя, тут мне нет равных.
Глава 4
На следующее утро, часов около десяти, я вошел в кабинет Гленды. Она разбирала почту.
– Привет, трудовая пчелка! – сказал я, опираясь руками на край стола и склоняясь над ней. – Как дышится в такой солнечный денек?
Гленда не подняла глаз от письма:
– Что тебе нужно? Почему ты не при деле?
– Ошибаешься, радость моя. Я как раз о нем и хлопочу. Где эти анонимные письма? Мне они нужны. По-моему, стоит выяснить, на какой бумаге они написаны. Гарри подал мне одну идею.
– Ищи сам. – Она махнула рукой в сторону картотеки и продолжала читать.
– Куча новых дел? – спросил я, найдя оба письма.
И, не дождавшись ответа, спрятал письма в бумажник и убрался.
Спустившись в гараж, я сел в свой “мазер” и поехал в “Загородный клуб”. Здесь я припарковал машину и с “Ньюсуик” в руках уселся в вестибюле ждать.