В дверях появился светловолосый слуга и с поклоном поставил перед ними серебряный поднос искусной работы с двумя бокалами ледяного сиропа из роз. Низам залпом осушил один из них, Омар попробовал и стал пить маленькими глотками.
— Ты здесь, это радует меня и делает мне честь! — воскликнул Низам.
Омар собрался было ответить любезностью на любезность, но Низам жестом остановил его:
— Не думай, что я хочу польстить тебе. В моих руках столько власти, что я могу позволить себе возносить хвалы одному Создателю. Но, видишь ли, Омар-ходжа, какой бы необъятной, многонаселенной, процветающей ни была империя, в ней все равно всегда не хватает людей. Поглядеть, так кого только нет, толпы повсюду! А мне случается взирать на войско, или на совершающих намаз в мечети, или на рыночную площадь, или даже на свой диван и задавать себе вопрос: если бы мне понадобились умный совет, знание, непредвзятость, доброжелательность и целостный взгляд на мир, как быстро растаяла бы эта людская масса? Я один, Омар-ходжа, безнадежно один. Диван мой пуст, как и дворец, и город, и империя в целом. Я не перестану приглашать сюда тебе подобных из Самарканда, готов сам отправиться туда пешком за ними.
— Бог этого не допустит! — смущенно прошептал Омар.
— Таковы мои помыслы и заботы, — продолжал Низам Эль-Мульк. — Я мог бы говорить с тобой об этом дни и ночи напролет, но лучше послушаю тебя. Мне не терпится узнать, как ты относишься к моей мечте, готов ли занять рядом со мной подобающее тебе место.
— Планы твои впечатляют, доверие твое — честь для меня!
— Чего бы ты потребовал, чтобы стать моим сподвижником? Говори не таясь, как я говорил с тобой. Ты получишь все. Не умеряй своих желаний, не упускай минуту моего великодушия! — со смехом закончил он.
Чтобы скрыть охватившее его смущение, Омар постарался изобразить на лице улыбку.
— Не желаю ничего иного, кроме как продолжать свои скромные занятия, не заботясь о хлебе насущном. Еда, питье, кров и одежда моя алчность не простирается дальше этого.
— Предлагаю тебе один из красивейших домов Исфахана. Я сам жил там, пока возводили этот дворец. Он будет твоим — с садами, коврами, слугами. Кроме того, назначаю тебе пенсию в десять тысяч султанских динар. Пока я жив, ты будешь получать ее в начале каждого года. Достаточно ли?
— Это больше, чем мне требуется, я и не знаю, как распорядиться такой суммой.
Слова Хайяма были вполне искренни, но Низама взяло раздражение.
— Когда купишь все необходимые тебе книги; наполнишь вином все кувшины и одаришь драгоценностями всех своих любовниц, раздавай милостыню, оплати караван в Мекку, построй мечеть, увековечив свое имя!
Видя, что скромность запросов не по нраву визирю, Омар осмелел.
— Я всегда мечтал об обсерватории с большим секстантом из камня, астролябией и всевозможными приборами для наблюдения за небом. Хотелось бы исчислить точную продолжительность года.
— Согласен! Со следующей недели тебе будут отпущены средства, выбирай место и через несколько месяцев твоя мечта осуществится. А что еще доставило бы тебе удовольствие?
— Клянусь Господом, я больше ни о чем не помышляю, великодушие твое безмерно.
— Могу ли я высказать тебе свою просьбу?
— После того как ты столь щедро одарил меня, воздать тебе хоть малую толику было бы для меня счастьем.
Низам не заставил себя упрашивать.
— Я наслышан о твоей скромности, немногословности, уме, справедливости, умении отличать ложь от правды и знаю, что тебе можно доверять. И потому хотел бы возложить на тебя самую деликатную из государственных задач.
Омар ждал худшего, и оно не замедлило явиться.
— Назначаю тебя сагиб-хабаром.
— Меня, главным над шпионами?
— Главой разведывательной службы империи. Не спеши с ответом, речь не идет о том, чтобы шпионить за благонадежными гражданами, проникать в жилища правоверных, а о том, чтобы следить за спокойствием в стране. Любое мздоимство, любое утеснение должны быть известны государю и наглядно подавлены, кем бы ни был виновник! Откуда мы можем узнать, не использует ли тот или иной кади или наместник свое место для обогащения за счет неимущих. Только от соглядатаев, ведь жертвы не всегда подают жалобы на обидчиков!
— К тому же эти люди, доносители, не должны быть подкуплены эмирами, кади или наместниками, не должны становиться их сообщниками!
— Твоя роль, роль сагиб-хабара, как раз и заключается в том, чтобы найти неподкупных людей для выполнения этой миссии.
— Если такие люди существуют; почему бы их самих не назначать на государственные должности?
Простодушное замечание Омара прозвучало для Низама как насмешка. Он нетерпеливо поднялся.
— Я не склонен вступать в спор. Я сделал тебе предложение. Ты знаешь, чего я жду взамен, подумай, взвесь все «за» и «против» и завтра дай ответ.
XIII
Омар был не способен взвешивать, прикидывать, и потому, выйдя из дивана, отправился по самой узкой улочке, заполненной людьми и вьючными животными, на базар. В нос ударил дурманящий аромат пряностей. Улочка с каждым шагом становилась все мрачнее, менее оживленной, звуки приглушеннее, словно все, что происходило вокруг, было театральным действом со множеством актеров и танцоров. Омар шел наугад — то вправо, то влево, боясь потерять сознание и упасть. И вдруг оказался на небольшой залитой солнцем площади: это было так, словно в непроходимом лесу перед ним открылась вдруг поляна. Он выпрямился, вдохнул полной грудью. Солнце благотворно подействовало на него. Но что же произошло? Ах да, ему предложили рай, накрепко прикованный к аду. Согласиться? Отказаться? С какими глазами предстать завтра перед великим визирем? С каким лицом покинуть город?
Приметив дверь, ведущую в погребок, он толкнул ее и спустился по ступенькам в плохо освещенное помещение с низким потолком, земляным влажным полом и старыми, залитыми вином лавками и столами. Вино из Кума ему принесли в кувшине с отбитыми краями. Он долго вдыхал его аромат, закрыв глаза.
Мне хмельное вино помогает зело:
Забываюсь, когда на душе тяжело.
Отчего же оно называется зельем?
Это благостный дух, побеждающий зло!
И нужно же было забрести в этот мерзкий кабак, чтобы наконец уяснить для себя одну вещь. Это произошло на третьем глотке четвертой чарки. Он заплатил, оставил щедрый бакшиш и вышел на улицу. Вечерело, площадь опустела, базарные улицы были уже перегорожены. Пришлось делать крюк, чтобы вернуться в караван-сарай.
Когда он ступил в комнату, которую делил с Хасаном, тот уже спал. Лицо его было суровым и измученным. Омар долго вглядывался в него. Множество вопросов теснились в его мозгу, но он и не пытался на них ответить. Он принял решение.
