Книга Шоншетта - Марсель Прево

Дневник Шоншетты

7-го марта

Вот уже пять дней, как я здесь. В первый раз после своей болезни решаюсь я открыть свою тетрадь. Луиза подняла меня на смех, когда узнала, что я опять собираюсь писать: она сама давным-давно забросила тетрадь, начатую в Верноне, где мы все писали дневники. А мне мое писание доставляет огромное удовольствие.

Моя комната рядом с комнатой Луизы, и дверь всю ночь стоит открытой. По вечерам, потушив свечи, мы болтаем. Мое горе утихло; может быть, моя болезнь лишила меня способности сильно чувствовать. Не знаю. Во всяком случае, я предпочитаю теперешний покой: я еще не окрепла после болезни, и волнения просто убили бы меня.

Эти пять дней прошли почти незаметно; новизна окружающего развлекает меня. Луиза конечно в первый же день показала мне «свои владения». Парк прелестный; замок маленький в сравнении с Супизом. Во втором этаже пустые комнаты, в которых жили умершие от холеры родственники: Морлан, Бетурнэ и бабушка Жана, Люси де Моранж. Луиза немножко суеверна (как и добрейшая мадам Бетурнэ, которая не может видеть три горящие свечи) и водила меня смотреть необитаемый этаж; она, кажется, боится привидений.

Луиза совершенно забыла нежность наших прежних отношений; она живет только будущим, все наши разговоры вертятся только на совершенствах Жана д'Эскарпи. Он приедет через одиннадцать дней; заранее предвижу, что перестану тогда существовать для моей Луизы, и мне придется беседовать о Верноне с добрейшей мадам Бетурнэ.

8-го марта

Сегодня Луиза получила письмо от Жана; прочла его мне пять раз. Находит его очаровательным и очень нежным. Да, оно написано очень мило… слишком мило, по-моему. Когда мы с Луизеттой менялись записочками, мы не особенно заботились о стиле и ошибках. Нет, письмо Жана д'Эскарпи не кажется мне нежным. Любит ли, по крайней мере, мою Луизетту человек, отнявший ее у меня? Для меня нет большей загадки, как мое собственное сердце: я не могу решить, была ли бы я счастлива или несчастлива, если бы оказалось, что этот господин не любит моей Луизы. Я – страшная эгоистка, ют и все!

12-го марта

Уже три дня, как стоит чудная погода. После особенно жестокой зимы внезапно потеплело, засияло яркое солнце, на деревьях в парке выглянула зелень, на которую отрадно смотреть. Сегодня вечером, пока Луиза одевалась к обеду, я сидела одна в саду. Что это был за очаровательный вечер! Я чувствовала себя во власти волшебной весны.

16-го марта

Я обожаю гостиную первого этажа, скромно меблированную и такую спокойную. Мадам Бетурнэ собрала там портреты своих дорогих умерших; я люблю смотреть на них, особенно на портрет бабушки Жана д'Эскарпи. По вечерам мы довольно долго сидим там и болтаем при свете лампы; сегодня мы с Луизой говорили о браках; мадам Бетурнэ дремала. Да, Луиза очень переменилась; конечно, она теперь гораздо разумнее меня. Иногда это забавляет меня, иногда же я чувствую себя как будто немножко приниженной этим. Часто, когда я неожиданно вхожу в комнату, где она разговаривает с теткой, – обе мгновенно умолкают. Сегодня я попыталась заставить Луизетту разговориться. Что такое в сущности – брак? Она неопределенно улыбнулась, иногда краснела, – может быть, вследствие моих глупых расспросов? А я все-таки хочу знать, в чем же суть жизни вдвоем женатых людей. Наверное, тут не одна только совместная жизнь в одном доме, еда за одним столом, дни, проводимые вместе, как между самыми обыкновенными родственниками.

Я, кажется, пишу глупости. Закрываю тетрадь и… спать!

17-го марта

Д'Эскарпи приедет завтра, и на этот раз его отпуск продолжится целых три месяца. Свадьба через две недели; потом молодые уедут в Италию, а я вернусь в Вернон. Сегодня Луиза упрекала меня, что я будто бы дуюсь, что я не в духе. Как тут быть веселой! Иногда я желаю, чтобы этот господин застрял где-нибудь в дороге, чтобы он вовсе не приехал, чтобы мы о нем никогда больше не слышали! Иногда мне приходит на ум дикая молитва: «Боже! Дай, чтобы все это оказалось сном и чтобы вернулось то время, когда я только что познакомилась с Луизой!» Но иногда я думаю, что мы, пожалуй, уже не были бы так счастливы, как в те дни, и что, желая, чтобы Луиза любила только меня одну, я просто защищаю свое прошлое.

Сегодня получила очень сердечное письмо от папы; пишет, что здоров, но ни слова о том, что было в наше последнее свидание. Я также хочу забыть его.

20-го марта

«Он» приехал третьего дня, утром. Шел дождь, и д'Эскарпи был весь в грязи, притом плохо выбрит. Не понимаю, как это Луиза находит его красивым! Невеста не могла дождаться его и вышла встретить; я осталась около мадам Бетурнэ. Впрочем, я не могла удержаться, чтобы не раздвинуть немножко занавески и не выглянуть из окна. Луиза и ее жених поцеловались – при кучере! Вот уж не понимаю Луизы! «Он» поднял взор на окна. Надеюсь, он меня не заметил. Когда д'Эскарпи сошел вниз, переодетый и выбритый, он показался мне несколько лучше, но, как все офицеры, он не умеет носить штатское платье. Заметив, что я наблюдаю за ним, он сам извинился за свой туалет. За столом он был очень весел, хотя рассеян, и своим богатырским аппетитом оказал должную честь всем кушаньям. Луиза сидела рядом с ним, ничего не ела и не сводила с него взора. Как это смешно!

Мне, собственно говоря, также не хотелось есть; я чувствовала себя нервной и расстроенной; мне хотелось плакать. Но я против воли слушала рассказы д'Эскарпи о разных приключениях в Китае, в Африке. Один раз я даже засмеялась, но мне самой стало больно от этого смеха.

Зачем я смеялась! Я вовсе не хочу обращать внимание на этого господина! Я его терпеть не могу!

Уходя вечером из гостиной, Жан поцеловал мадам Бетурнэ и Луизу; у меня болезненно сжалось сердце, и, когда мы пришли в наши комнаты и Луиза хотела, как всегда, поцеловать меня в лоб, я отвернулась, и поцелуй скользнул по моим волосам.

Я чувствую, что с моей стороны глупо сердиться на Луизу. Мне надо сердиться только на себя; но я очень несчастна и не могу справиться со своим сердцем; я глубоко страдаю и – что всего печальнее – ни с кем не могу поделиться своим горем.

Сегодня, сославшись на мигрень, я не сошла к завтраку. Луиза хотела остаться со мной, но я понимала, как ей это тяжело, и настояла, чтобы она сошла вниз. Днем меня навещали. Мне стало стыдно, что все так заняты мною, и я решила сойти к обеду.