3. Когда философы выдумывают утопические общества, они редко представляют их себе тиглем, где различия сплавлялись бы воедино, — скорее, в основание этих обществ кладется сходство мыслей и единство, подобие и однородность, ряд общих целей и посылок. Если точно, именно эта согласованность и делала жизнь с Хлоей такой привлекательной. После бесконечной череды непримиримых противоречий в сердечных делах я наконец нашел кого-то, чьи шутки были мне понятны без словаря, чьи взгляды казались невероятно близкими к моим, чьи симпатии и антипатии являли точную параллель с моими и с кем я все время ловил себя на том, что говорю: «Забавно, я как раз собирался сказать/подумать/сделать/рассказать то же самое…»
4. Критики любви справедливо ставили под сомнение идею слияния, что различия между людьми могут сгладиться настолько, чтобы незаметен стал переход от одного к другому. Сомнение берет начало от идеи, что легче воспринять сходство, чем различие (близкое не нужно изобретать), и что в отсутствие прямых свидетельств противоположного мы всегда склонны изобретать то, что нам уже знакомо, а не то, чего мы не знаем и боимся. Когда мы влюбляемся, то не располагаем достаточным материалом и компенсируем свою неосведомленность желанием. Но, как указывают критики, время скоро откроет нам, что кожа, разделяющая наши тела, не только физическая граница, что она выступает представителем более глубоких, психологических противоречий, пытаться преодолеть которые было бы глупо.
5. Поэтому, если подходить к любви серьезно, с первого взгляда не влюбляются. Любовь возникает лишь тогда, когда человек знает, насколько глубоки воды, в которые ему предстоит нырнуть. Только после многочисленных рассказов из предыдущей жизни, обмена взглядами на политику, искусство, науку, сведений о том, что каждый предпочитает есть на ужин, двое могут решить, готовы ли они полюбить друг друга. Это решение, утвержденное на понимании с обеих сторон, и гораздо более обоснованное, чем надуманная близость. Если подходить к любви серьезно — только когда действительно знаешь своего партнера, у чувства есть шанс развиваться. И напротив, в искаженной реальности любви (любовь, которая родилась до того, как мы знаем) увеличивающееся знание в равной мере может явиться как стимулом, так и препятствием, поскольку оно может привести утопию к опасному конфликту с реальностью.
6. Осознание того, что, какие бы очаровательные совпадения мы ни обнаружили в себе, Хлоя, пожалуй, все-таки не была тем человеком, с которым нас разделила жестокая рука Зевса, я отношу к моменту где-то в середине марта, когда она представила меня своей новой паре туфель. Выбор основания для такого вывода, возможно, отдавал педантизмом, но туфли — важный символ различий в эстетике, а следовательно, если трактовать широко, — в психологии. Перед этим я уже нередко замечал, насколько больше определенные области и покровы тела могут сказать о человеке по сравнению с другими: туфли дают больше информации, чем свитера, большие пальцы по сравнению с локтями, белье по сравнению с верхней одеждой, лодыжки по сравнению с плечами.
7. Что было не так в туфлях Хлои? Говоря объективно, ничего (но когда человек влюбляется объективно?). Она купила их в субботу утром в магазине на Кингс-роуд, они предназначались для вечера, на который мы были приглашены в гости. Я уловил смелый замысел художника — создать модель одновременно на низком и высоком каблуке; подошва на платформе резко поднималась к пятке всей шириной домашней тапочки, но при этом на высоту шпильки. Затем шел высокий верх, отдаленно напоминающий воротник испанского гранда, украшенный бантом, звездами, обшитый по краю куском толстой ленты. Туфли были в высшей степени стильными, они были хорошо сделаны, они были чистые — и тем не менее это были именно такие туфли, какие я больше всего ненавидел.
8. — Они тебе не нравятся? — задала Хлоя вопрос, явно лишний в этой ситуации, будучи сама в полном восторге от нового приобретения. — Я собираюсь их носить каждый день, а ты находишь их ужасными?
Хотя я и любил ее, но волшебная палочка, которая должна была превратить эти туфли в объект вожделения, отказывалась явить свое обычное волшебство.
— Честное слово, я купила бы весь магазин. У них такие потрясающие вещи! Ты бы видел, какие там продаются ботинки.
Я был шокирован при виде восторга Хлои (с которой до тех пор почти во всем соглашался) по поводу того, что, на мой взгляд, можно было в лучшем случае назвать парой отвратительнейших туфель. Моя идея того, кем была Хлоя, моя аристофановская уверенность в том, кем она была, не вмещала этот исключительный энтузиазм. Я чувствовал смущение, когда пытался представить, что именно думала Хлоя, покупая их; я спрашивал себя: «Как ей могли понравиться одновременно эти туфли и я?»
9. Выбранные Хлоей туфли послужили тревожным сигналом того, что она существовала вполне автономно (вне всех фантазий о слиянии), что ее вкусы не всегда соответствовали моим собственным, что, даже если мы и совпадали во взглядах на определенные вещи, эта совместимость не была бесконечной. Ее выбор послужил напоминанием о том, что узнать человека лучше не всегда означает узнать что-то приятное для себя, как это могло бы показаться с точки зрения здравого смысла. Ведь насколько вероятным кажется обнаружить в другом восхитительное сходство, настолько же следует считаться с вероятностью встретить серьезные различия. Глядя на новые туфли Хлои, я вдруг поймал себя на мысли, что есть некоторые вещи, которых я не хотел бы знать о ней, чтобы они не нарушали чудного образа, который, лишь только я впервые увидел ее, уже сложился в моем воображении.
10. Бодлер написал стихотворение в прозе о человеке, целый день проходившем по Парижу с женщиной, которую он, казалось, уже готов был полюбить. Они сходились во взглядах на такое множество вещей, что к вечеру он был уверен, что нашел идеального спутника, с чьею душой единственно может соединиться его душа. Измученные жаждой, они заходят в сияющее огнями новенькое кафе на углу бульвара, где видят нищую семью из рабочих кварталов. Бедняги пришли поглазеть сквозь сверкающие стекла кафе на элегантных гостей, ослепительно белые стены и золотые украшения. Сердце рассказчика наполняется чувством жалости и стыда за свое привилегированное положение. Он поворачивается к своей возлюбленной, чтобы увидеть в ее глазах отражение своих мыслей. Но женщина, с чьей душой он уже был готов соединиться, замечает, что эти негодники с их широко раскрытыми, удивленными глазами невыносимы, и просит его сказать хозяину, чтобы он сейчас же прогнал нищих прочь. Разве не в каждом романе есть подобные моменты? Поиск глаз, в которых отразились бы твои мысли, а вместо этого — (трагикомическое) расхождение, и все равно, идет ли речь о классовой борьбе или о паре туфель.
11. Возможно, правильно будет сказать, что легче всего влюбиться в людей, которые очень мало рассказывают нам о себе помимо того, что мы можем прочесть на их лице или в голосе. В воображении человек бесконечно, замечательно податлив. Если вы настроены хоть сколько-нибудь мечтательно, нет ничего романтичнее любовных историй, которые сочиняешь для себя во время продолжительных путешествий на поезде, глядя на симпатичную пассажирку или пассажира, смотрящих в окно, — безупречный роман, который обрывается, когда Троил или Хрисеида[24]отводит взгляд от окна и заводит скучный разговор с соседом или вовсе непривлекательно прочищает нос, достав грязный носовой платок.
