Так и пошли дружной тройкой. На остановке их ждали разомлевшие на жаре Леша с Катей.
— Эй вы, черти полосатые! Где вас носит? — неласково встретил их Леша. — Мы уже два автобуса пропустили по вашей милости.
— Так ехали бы себе! Чего на солнце-то жариться? — легкомысленно ответила Августа. — Можно подумать, мы на самолет опоздали.
— Вот она, черная неблагодарность, Леша! — воскликнула Катя. — Мы ее шмотки охраняем, а она…
— Ладно, ребята, чего вы? — миролюбиво остановил назревающую ссору Сергей. — Так хорошо посидели в кафе и вдруг из-за какой-то ерунды поругаемся.
— Ерунды? — не успокаивался Леша. — Да у меня тепловой удар намечается.
— Погоди! — быстро сказала Августа и полезла в один из своих пакетов. — Я сейчас.
Она вытащила бутылку минеральной воды, открутила крышку и, недолго думая, стала поливать шипучей жидкостью голову Леши. Тот ошарашенно открыл рот, выпучил глаза и издавал какие-то булькающие звуки. Катя расхохоталась так звонко и заразительно, что к ней присоединились Ирина с Сергеем. Они еще долго смеялись над бедолагой Лешей, за которым бегала Августа и пыталась на ходу вылить на него остатки минералки.
За ужином Августа делилась с мужчинами впечатлениями от поездки в город. Умудренная опытом, она ловко обходила острые углы, то бишь выпитое в кафе вино, веселую прогулку по набережной и прочие крамольные, с точки зрения мужей, отпустивших на волю своих жен, детали. Ее рассказ касался в основном покупок, архитектурных особенностей городских построек и прочих скучных, но вполне благопристойных пустяков.
Ирина слушала Августу и внутренне удивлялась только что сделанному открытию. Оказывается, как легко можно ввести в заблуждение близких людей! Нет, не обманывая, нагло и жестоко, а всего-навсего умалчивая, превращая таким невинным образом в тайну то, что может обидеть, оскорбить, унизить жену или мужа. Она вдруг вспомнила поход в пещеру и профиль мужа в автобусе, показавшийся ей незнакомым. Как все это невыносимо! Она жила и не ведала, что в жизни бывают вещи, которые ранят, нет, убивают наповал, выжигают душу, словно лесной пожар все живое на своем пути. Разумеется, об изменах она много читала, слышала и видела на примерах своих сотрудниц и знакомых. Но все это не касалось ее лично. Как будто за стеклянной ширмой жила. Видеть видела, но не понимала страшной глубины этого житейского катаклизма.
Ирина впервые сделала попытку оглянуться на прошлое, посмотреть на свою жизнь как бы со стороны, объективно, без сантиментов. Так ли уж безоблачно и прекрасно все было, как она хочет сейчас представить, обвиняя мужа в предательстве этого прекрасного? Что она подразумевает под «прекрасным»? То, что они до сих пор не развелись, как это сделали многие их знакомые? То, что у них не было крупных скандалов, сцен ревности с битьем посуды и пощечинами? Или прекрасным можно назвать безликие, похожие один на другой как две капли воды вечера после работы? Он у телевизора с бутылкой пива, она в спальне с книжкой. Боже мой! Неужели это ее прежняя жизнь? Но почему «прежняя»? Это настоящая ее жизнь! Так было, есть и будет до скончания дней. Когда он говорил с ней о любви? Да-да! О любви! А почему бы и нет? Разве она старая для этого? Да и при чем тут старость? Ведь отец до сих пор называет мать «солнышком», а когда он это говорит и смотрит на нее, то она, будто семнадцатилетняя, краснеет, опускает ресницы и счастливо улыбается.
Но она ревнует Анатолия. Значит, любит? Тогда почему ни разу не произнесла этих трех слов? Неужели так трудно сказать: «Я тебя люблю»? Совсем нетрудного…
Ирина представила, как признается в любви собственному мужу, и почувствовала фальшь. Ей стало неловко, как будто она сказала неправду ребенку. Что происходит? Она лжет сама себе? Обходит «острые углы», как только что это делала Августа? В чем же заключается ее обман? Неужели…
Ирина непонимающе смотрела на Анатолия, который во второй раз задал вопрос: «Ты идешь на дискотеку?» Неопределенно помотав головой, не до конца поняв смысл его вопроса, она машинально взяла ключ от номера и пошла к себе. Ее догнала Августа:
— Ира! Как же так? Для чего мы с Катей уговаривали тебя купить эти желтые бриджи, которые так смачно обтягивают твои прелести?
— Что-то не хочется. Голова болит. Мне нельзя пить красное вино.
— Ну и квашня же ты! Прости, конечно… Ладно, пойду переоденусь. Надо опробовать новое ожерелье. Ох, и развернусь я сейчас! Кстати, ты обратила внимание? На остановке Хафиз промелькнул. И чего он там околачивался? Явно, не просто так. Ну, пока!
Ирина осталась одна. До сих пор уединение было для нее той благодатной почвой, на которой буйно цвели розы и лилии ее грез. Она жила ими, даже искусственно вызывала их в своем воображении. На мир она смотрела глазами души. Оттого, наверное, ее настоящие, живые глаза «фиалкового цвета» были слегка затуманенными, с оттенком грусти и легкой рассеянности. Эльвира частенько посмеивалась, мол, «наша мечтательница никогда не выйдет из мглы воздушных замков и песчаных дворцов».
Ей не на бухгалтера надо было учиться, а на психолога. Все-то она видит насквозь, эта Эльвира. Позвонить, что ли, ей? А то расстались как-то нехорошо.
Ирина набрала на мобильнике номер Эльвиры.
— Алло! Неужели в далекой Турции еще помнят обо мне? — раздался невозмутимый голос Эльвиры.
— Эля! Ты на меня сердишься?
— Еще как! Не сплю ночами, реву потихоньку в подушку.
— Ты, как всегда, в своем репертуаре.
— Ладно, Ируха, не горюй. Все забыто, быльем поросло. Как хоть ты отдыхаешь, расскажи!
— Плохо.
— Опсики! Дожди, что ли, у вас там?
— Нет, солнце в зените. Жара. Я о другом.
— Что случилось? — уже другим тоном спросила верная подруга.
— Анатолий, кажется, влюбился.
— В кого?
— В молодого менеджера.
— Ни хрена себе! Он что, поголубел у тебя от Избытка ультрафиолета?
— Нет, ты не поняла. Менеджер — молодая девушка с золотым загаром и точеной фигурой.
— Это кто ж ее так обточил? Такие вот Анатолии? В сезон-то у нее их несколько получается.
— Кончай трепаться, Элька. Мне не до того.
— Да я так, к слову. Слушай, а как у вас там с мужиками-то? Напряженка?
— Нет, почему же? Полно.
— Ну так давай, действуй!
— Как легко ты это говоришь. Будто не знаешь меня.
— Ира, тебе просто надо влюбиться. Пусть без взаимности. Поняла? Ходи себе и люби потихоньку. Можешь даже в любви признаться. Разрешаю. Это тебе сейчас на пользу. Как сильнодействующее лекарство. Лекарство от любви. Хотя, что я несу? Наоборот. Любовь — лекарство от ревности, от всех твоих несчастий. Плати ему той же монетой. Любовью за любовь. О как! Слыхала, какую формулу я вывела?
