— А как она выглядела? — поинтересовался Кирилл, тоже не торопясь уходить из магазина — то ли из-за молоденько и непосредственной миленькой продавщицы, то ли неосознанно желая вырвать у траурного бутика какую-то тайну, притаившуюся среди черных крепов и вуалей.
— Я же сказала: красивая!.. — девушка на минуту задумалась. — Высокая, рыжеволосая, гордая… Мелентьев решил ей помочь.
— Может, кто-нибудь из них? — он вынул из папки фотографии своих козырных дам: Софьи Бахматской, Елены Усовой и Анны Савиной. Продавщица с любопытством взглянула на них. Фотографии Елены и Анны девушка отбросила сразу, а на Софье задержала свое внимание.
— Нет, к сожалению, это была не ваша знакомая, — развела она руками. — Постойте-ка! — вновь взяла она фото Софьи. Но чем-то очень похожа на неё.
Вторая продавщица тоже посмотрела на фотографии и тоже задержала свое внимание на Софье. — Если и была, то она! Хотя с полной уверенностью не могу сказать.
— Спасибо! — улыбнулся Кирилл. — Желаю процветания вашему магазину, но только без помощи с моей стороны.
Продавщицы залились смехом.
«Интересно, если все-таки это была Софья, с какой целью она примеряла платье?.. Причуды художника?.. Впрочем, может, это была и не она… И все-таки мне что-то в этом бутике не нравится. Такое ощущение, что кто-то заранее готовил скорбный наряд для Елены Усовой… Тем более эта ее некая родственница, несомненно, вызывает подозрение. Какая женщина, даже покупая платье по просьбе другой, купит его с первого взгляда, не поинтересовавшись остальными… устоит, чтобы не примерить шляпку… Что ж, известная формула преступления «Cherchez la femme»,[3]по-видимому, действует без осечки. В каждом преступлении замешана женщина, пусть косвенно, но иногда именно косвенное участие и является причиной преступления…»
Сотовый телефон прервал размышления Кирилла.
«Невероятно! Опять Инка! Я скоро сам стану преступником и перебью всех этих потенциальных невест. Нет, надо переключаться на женщин, которым уже осточертело замужество и которые в полной мере оценили непревзойденный вкус любви, ни к чему, кроме самой любви, не обязывающей».
— Инна! — бодро произнес он. — Рад, конечно. — «Это я вполне искренне, — в то же время думал он. — Тонкая талия в сочетании с пышными бедрами меня очень волнует… Упругая, пахнущая персиком грудь, полные, но стройные ножки…»
— У тебя все в порядке? — продолжала допытываться обладательница стольких достоинств.
— Да! Впрочем, как обычно!
Ее голос стал суше, появились нотки скрытого раздражения.
— Что ж, я рада… И больше ты мне ничего не хочешь сказать?
«Я бы сказал, что с огромным удовольствием отлюбил бы тебя на твоей миленькой кроватке, но ведь ты опять начнешь надувать губы и скорбно намекать на невозможность дальнейших отношений, не скрепленных узами брака. Да пойми, милая девушка, я жить хочу, а не тянуть бечеву. В двадцать шесть лет только ненормальный может стремиться проводить все ночи с одной и той же женщиной, вся плоть которой насквозь пропитана запахом однообразия. Тем более — в наше время, когда благодаря контрацептивам фраза "Теперь, как честный человек, вы должны на мне жениться" потеряла свою актуальность. К тому же вы, как оголтелые, боретесь за свое равноправие, а при равноправии никто никому ничего не должен!»
Без «голубой вуали» в словах Кирилл откровенно сказал:
— С удовольствием бы встретился с тобой, но только без намеков на оплату женитьбой…
— Фу! Ты становишься наглым!
«А требовать жениться на себе, это как — не наглость? Это хуже: это преступление против личности!»
— Зато откровенным! Мы бы отлично провели время!
— Тебя видели с Лали в клубе…
— Больше не увидят. Она начала петь твою песню.
— Ладно, давай встретимся… так…
— О'кей! «Так» — я с большим удовольствием.
«Ну, да, так ты вдруг и согласилась на просто так! Очередной хитрый ход с твоей стороны! Неистощимая женская изощренность в плетении сетей брака не знает покоя. Ну что ж, плети свою паутину, паучок с пышными бедрами, только я опять ускользну!»
Глава восьмая
«Черный смокинг, бабочка, будто в Виндзорский дворец еду», — усмехнулся про себя Кирилл, плутая по улицам Москвы в поисках нужного адреса.
У него было немного свободного времени до торжественного открытия выставки модной художницы Софьи Бахматской, и он решил воспользоваться им.
Двадцать пассажиров, двадцать адресов. Итак, первый — Еремин Сергей Иванович — вылетал из Москвы в Барнаул пятнадцатого августа, вернулся двадцатого августа. Кирилл вошел в просторный обшарпанный подъезд, поднялся на лифте со стертыми, прожженными кнопками и грязными пятнами по всей кабине на девятый этаж. Позвонил. Дверь открыл мужчина лет шестидесяти, худой, согбенный.
— Здравствуйте! Я хотел бы видеть Еремина Сергея Ивановича, — улыбнулся Кирилл.
— Это я!
«Всё ясно! Но поговорить надо: а вдруг!»
— Меня зовут Кирилл Мелентьев. Я — частный детектив. Произошло тяжкое преступление, и я интересуюсь всеми пассажирами рейса Москва-Барнаул.
Мужчина переминался с ноги на ногу, не решаясь пригласить Кирилла к себе. Опасно!
— Я не хочу вас затруднять! Поэтому, может быть, мы поговорим здесь, на площадке… и если бы вы были столь любезны, показать свой паспорт…
Мужчина согласно кивнул и прикрыл дверь. Кирилл отошел к окну.
— А что случилось? — спросил, вернувшись, мужчина и протянул паспорт.
— Погиб человек… Меня интересует, с какой целью вы ездили в Барнаул?
— С грустной целью… Хоронить брата, — вздохнув, ответил он.
— Простите…
— Да ничего…
Кирилл поинтересовался адресом, по которому господин Еремин останавливался в Барнауле и, еще раз извинившись, простился с ним.
«Что ж, осталось девятнадцать адресов…»
* * *
Сверкающую в ярком свете фонарей вереницу машин у здания недавно открывшегося выставочного павильона Кирилл увидел еще издали. Его джип, описав дугу, присоединился к ней.
Широкая зеленая дорожка, ведущая в пышный шелковый шатер, раскинувшийся перед входом, швейцары в ливреях изумрудного цвета с золотыми галунами… Гости прибывали одни за другими и, прежде чем войти, слегка замедляли шаг, чтобы дать возможность этим несносным, докучливым фоторепортерам запечатлеть их лица. Кирилл прошел быстро, оставив яркие вспышки за спиной.
Приглашенных было много — так много, что невозможно было, как следует рассмотреть выставленные полотна. Впрочем, все в основном пришли сюда рассматривать друг друга, а картинам модной художницы доставались лишь мимолетные взгляды и вздохи отлично сыгранного восхищения.
