— Вот это калебаса. Продолбленная дыня, видишь, нутро какое, сухое и волглое. Теперь я сыплю заварку и заливаю горячей водой. Ни в коем случае нельзя заливать крутым кипятком.
Я заметил, что Юля нервничает, иначе с какого дубу она стала бы мне заливать про калебасу?
У нее дрожали пальцы мелкой, еле заметной дрожью, от чего она просыпала горсть модного и дорогого «Матэ» на пол. И тут же кинулась подбирать чаинки, потом схватилась за веник, поболтала им по полу, разметая чай по всей кухне, вдруг прижала веник к груди и горько заплакала.
Я так и прирос к стене. Можно было ждать чего угодно, только не слез. Почему она плачет? Вообще-то я не знаю, что должен делать мужчина в подобных случаях. Когда плачет моя мамуля, я деликатно удаляюсь в свою комнату.
— Когда ты плачешь, у тебя плечи вздрагивают, — зачем-то сказал я.
У Юли мелко дрожали не только плечи, но и руки, кончики пальцев выбивали барабанную дробь, тряслись коленки. Надо думать, у девчонки началась самая настоящая истерика. Она горестно отмахнулась от меня. Черт бы ее побрал, даже в истерике эта девчонка оставалась прекрасной.
Я видел однажды, как плакали мои однокурсницы. Они были зареванные, страшные, с размазанной по круглым щекам тушью, просто ужас! Потом еще три дня все девчонки ходили, словно родились в Монголии. Я так и называл их: Таня-сан, Маша-сан, Галя-сан…
А вот Юле очень к лицу страдание, она преобразилась вся, стала тонкая и одухотворенная. Это я, конечно же, заливаю про тонкость и одухотворенность, но слезы не обезобразили Юлиного лица.
— Молчи ты! — рыкнула «тонкая и одухотворенная» Юля. И я мгновенно заткнулся.
Поболтав ногой, я исподтишка осмотрел кухню. Кухня — шикарная, я таких еще ни у кого не видел. Оборудована по полной программе, под грот, все кухонное оборудование с кнопочками, сигнализацией, проводками и мигающими лампочками, звоночками и таймерами. Красота! Юля в белой шелковой пижаме классно вписывалась в темный грот, словно к техническим чудовищам забрело небесное создание.
— Дэн, помоги мне! — Юля переключила рыдания на мольбы о помощи, будто включила систему кухонного оборудования.
Это у нее тоже отлично получилось. Она уселась напротив меня, закинув ногу на ногу. Короткие штанины пижамы задрались, и я увидел, нет, я ничего не увидел, я быстро отвел глаза, потому что мои уши мгновенно включили таймер на духовку, хоть я ничего не переключал.
— Дэн, понимаешь, я ни в чем не виновата. Но менты взяли меня на крючок, они уверены, что я заодно с бандитами. Ну, с теми, что хаты громят. Об этой банде слухи по всему городу ходят, их никто поймать не может. А я боюсь мужика с костылем, он все время за мной ходит. Я его постоянно встречаю. Кто это? Что ему от меня надо? — Юля наклонилась вперед, от чего пижама раскрылась до пупка.
Без пуговиц пижама, что ли?
Отведя глаза в сторону самого темного угла грота-кухни, я вспомнил Резвого с его колючими глазками, спрятавшимися в набухших веках. Почему он так просто дал мне новый Юлин адрес? Из-за дружбы с Леонидом Иванычем? Или устроил мне провокацию? Да нет, гнал я от себя дурные мысли, просто он дал мне адрес как сотруднику уголовного розыска. Он же сказал: дескать, возьми и выясни, кто она, эта девочка Юля. И сразу я вспомнил название древнего фильма про советского разведчика: «Кто вы, доктор Зорге?»
Так кто вы, девочка Юля?..
— Я хочу спрятаться от всех, чтобы меня никто не отыскал. Как ты-то меня нашел? Тоже следил за мной?
Еще секунда, и она вцепится в мои пылающие уши. По крайней мере мне так показалось. Молча покивав головой, не выдавать же агента Резвого, я перевел взгляд в другой угол грота. Мне не хотелось разглядывать некоторые подробности, выглядывавшие из-под распахнувшейся пижамы.
— Все кончено! Сегодня же съезжаю на другую квартиру. Ты мне поможешь?
Юля вскочила со стула и принялась заваривать чай в калебасе. Наверное, этот новомодный чай вообще заливают студеной водой, потому что Юля вылила в высохшую дыню остатки воды из чайника. А чайник она так и не включила.
Так же молча я покачал головой, дескать, помогу, отчего не помочь попавшей в беду, добродетельной российской девушке?
— Вот и хорошо, — обрадовалась Юля и налила злополучный чай в чашки. — Знаешь, у меня ведь беда, Дэн! — продолжала она, отхлебнув сразу полчашки бодрящего напитка.
Честно говоря, мне не очень-то хотелось пить сырую воду, и я держал чашку в руке.
Вытянув голову в сторону, я задавался немым вопросом: а какая беда приключилась с вами, доктор Зорге? Я боялся говорить вслух, вдруг от звука моего голоса Юля опять бросится в слезный омут и начнет рыдать.
— Я залетела от одного чухонца, да, да, я беременная! А он не хочет признавать меня! Пришлось нанять адвоката, я буду подавать в суд, разумеется, финский суд. Мне сейчас ни до чего, а мне менты дело шьют.
Мне пришлось встать и дойти до раковины: еще немного — и я умру от подступавшей тошноты. Лучше бы она ничего не говорила.
Когда я учился в девятом классе, одна девчонка из нашего класса тоже залетела. Конечно, сначала она ходила самая крутая, ну, там джинсы всякие в облипку, ресницы по килограмму, волосы, как вороново крыло, тени до бровей, кожаная куртка, браслеты, цепочки. А потом вся школа забурлила от несварения, девчонка оказалась в «залете». Все курили прямо по пачке сигарет, задыхались и наперебой обсуждали девчонку и ее будущие перспективы. Никаких перспектив не оказалось, эта дура потом приходила в школу с колясочкой, я видел, как она завидовала всем нам. Однажды она пришла к школе, а с ней никто не захотел разговаривать. Тогда эта дура прицепилась ко мне и попросила, чтобы я донес ей сумки с детским питанием. Сумки и правда были тяжелыми, я молча пер их, а эта дура гордо катила свою колясочку рядом со мной. Все наши бабки ахали и показывали пальцами, дескать, какая молодежь ранняя пошла. Я чуть со стыда не сгорел, ей-богу! С тех пор я никаких беременных видеть не могу.
Уши вдруг перестали пылать, и я остановился в нерешительности возле крана с водой, не зная, как включить воду. Слишком сложный кран! Вдруг он подключен к сигнализации? — подумал я и снова уселся на стул.
В голове что-то ухало, бухало, отдаваясь в ушах странным шумом, и я не мог понять, почему все кружится и мелькает. Как я все это выдерживаю? Бывают же такие жестокие девочки?!
— Помоги мне, Дэн! — Юля умоляюще смотрела на меня.
— Помогу! — брякнул я зачем-то и посмотрел на Юлин живот. А она даже не смутилась. Не покраснела, не разволновалась. Почему я не поверил ей? Не знаю… Но мне все время казалось, что Юля заливает про беременность, она, видно, хотела создать себе имидж романтической девушки, познавшей роковые страсти, но она абсолютно не вписывалась в образ распутной девчонки. Да и живота у нее никакого я не заметил. А я так не хотел ее терять!
— Живота еще не видно. У женщин так бывает. Я пойду собираться, Дэн?
