— Отпусти меня немедленно! — резко сказала Арлетт.
— Только когда кончится лекция. Учти, что в ходе нее я вынужден буду прибегнуть еще несколько раз к столь же наглядным демонстрациям, — и он вновь склонился над ней, осыпая поцелуями ее губы. — Не сопротивляйся, мой котенок. Я не причиню тебе вреда.
Арлетт закрыла глаза, ее подбородок мелко дрожал, а по всему телу, вопреки ее воле, разливалась неведомая ей прежде нега.
— Я не верю тебе, — прошептала она.
Он прекратил целовать ее. И они помолчали, слушая звуки ночного города, врывавшиеся в открытое окно.
Когда Арлетт вновь подняла на него взгляд, она увидела, что Клод в упор смотрит на нее. Он больше не улыбался, а отвел взгляд и уставился в окно.
— Если ты стремишься вызвать во мне чувство вины и сожаления за то, что я делаю сейчас или сделаю впоследствии, то ты напала не на того человека.
— Я не хочу пробуждать в тебе никаких чувств. Никаких!
Клод вновь бросил на нее пылкий взгляд.
— Ты лжешь, малышка.
Она почувствовала, что краснеет под его пристальным взглядом.
— В отличие от тебя я прекрасно знаю, чего именно ты хочешь от меня. Причем твое желание вполне согласуется с моим собственным. Но, помня о том, что мы с тобой, черт возьми, находимся в некотором родстве и пробудем под одной крышей неизвестно сколько времени, я не желаю взваливать на свои плечи заботы о трех человеках вместо двоих.
— Трех?!
— Я не желаю заботиться о ребенке, — сказал он. — Я заявляю сразу и откровенно, что не хочу, чтобы ты забеременела. Во всяком случае, в моем доме и от меня.
Арлетт покраснела, как маков цвет.
— Но этого и не может произойти! — воскликнула она, скрывая за веселостью тона свое волнение и растерянность. — Мы ведь не муж и жена!
— Неужели ты думаешь, что при церемонии бракосочетания достают волшебную палочку и с ее помощью новобрачная беременеет прямо тут же у алтаря на глазах у изумленной публики? Нет, все это происходит совсем не так. Если бы ты соизволила опуститься на грешную землю с высоты своей невинности и согласилась бы выслушать меня, я постарался бы тебе все растолковать.
— Ну и как все это происходит? — тревожно спросила она. Затем ей в голову пришла ужасная мысль, и Арлетт испуганно уставилась на Клода. — Ты странно целовал меня! Ты проникал языком в мой рот! — и тут же она вспомнила его дерзкие ласки в монастыре и то, как он заставил взять в руки его «предмет». — И… и дотрагивался до меня… а я до тебя. О боже!
Клод разразился заливистым смехом.
— Да, действительно! — хохотал он. — И что? Тебя уже подташнивает? А голова не кружится? Особенно по утрам?
Арлетт, обессилев, опустилась на стул.
— Да, меня тошнит! Но причиной тошноты являешься ты! Продолжай! Расскажи мне все, но если ты соврешь мне, клянусь, ты об этом очень пожалеешь.
— Я трепещу от страха, сестренка, ты так запугала меня, — усмехнулся Клод, разглядывая ее плечи через прозрачную ткань. — Ну хорошо, слушай. Только забудь всякий вздор о женской чести и долге, которым тебя пичкали сначала в детстве, а потом в твоем монастыре. Вспомни лучше о том, что ты чувствовала тогда в полутемной келье, когда дотронулась до меня, и сейчас, когда я тебя целовал.
Арлетт провела кончиком языка по губам, отводя глаза в сторону.
— Говори честно, не робей, здесь, кроме тебя, только я — твой сводный брат, которого ты наверняка считаешь развратником и наглецом. Больше никто тебя не услышит. А то, что подумаю я, тебе ведь все равно, не так ли?
— Совершенно верно.
— Ну вот видишь, — усмехнулся он. — Итак, скажи, что ты почувствовала, дотронувшись до моего мужского органа?
Арлетт заерзала на стуле.
— Беспокойство? — допытывался Клод. — Волнение? Вожделение?
Она закусила губу.
— Где?
Она ничего не ответила, потому что не могла произнести ни слова, чувствуя, как при взгляде на него в ней нарастает возбуждение, подобное тому, что охватило ее во сне, когда она боролась с драконом. Клод взял ее за руку и повел к кровати, и она, как послушная девочка, безропотно пошла за ним.
— Я отвечу за тебя: вот здесь, — произнес Клод, развалившись на кровати, словно ленивый кот, и указал на место чуть ниже своего живота. Арлетт проследила за его рукой, скользнувшей еще ниже. — И здесь.
Его ладонь застыла на том месте, где девушка заметила у него странную опухоль. Она ощутила жар и возбуждение в крови, вспомнив сон и монастырскую келью. Арлетт вдруг почувствовала приятное жжение в том месте, на которое показывал Клод.
— Не смущайся и поверь мне — я испытываю те же самые чувства, — заверил он девушку. — Особенно когда вижу тебя или думаю о тебе, о том, что скрыто от моего взора… — Он мечтательно зажмурился, улыбаясь дьявольской улыбкой. — Я часто думаю о твоих лодыжках… они такие изящные, словно точеные… Я думаю о том, какие они нежные на ощупь. Мне хочется поцеловать их, ощутить теплоту и гладкость кожи, — и он убрал свою руку. — Посмотри. Видишь?
Арлетт растерянно заморгала, видя, как опухоль чуть пониже его живота начинает увеличиваться прямо на глазах. Она вспыхнула до корней волос.
— Не думай, сестренка, что я несу какой-то бред, просто я — мужчина, и я хочу тебя. Очень хочу.
— И чего же конкретно ты хочешь? — ее голос подозрительно дрожал.
— Несмотря на все доводы рассудка, я хочу сделать тебе ребенка. — Заметив, что она потрясена его словами, он покачал головой. — И в этом нет никакого извращения. Такими создал нас Господь Бог. Всех до единого. Мои желания не зависят от меня и не связаны с моей испорченностью, ты, надеюсь, понимаешь это? Если бы на моем месте оказался любой другой мужчина, он испытывал бы к тебе те же самые чувства. А может быть, даже в более сильной форме, потому что не каждый умеет сдерживать свои страсти. Он, конечно же, врал бы тебе и себе, прикрываясь какими-нибудь высокими идеями. Но все в конечном итоге сводится к одному — удовлетворению животной страсти.
Арлетт закрыла глаза, учащенно дыша. Сама мысль о том, что у нее может быть ребенок от Клода, казалась ей, по крайней мере, странной. Не то чтобы она была ей отвратительна, просто Арлетт сейчас испытывала смешанное чувство обиды, унижения и возбуждения.
— Что касается тебя, — продолжал Клод, — и твоих ощущений в тот момент, когда ты отвечала на мои ласки и поцелуи, то все это естественно и обусловлено самой природой; поверь мне, я не лгу, моя девочка. Если же какой-нибудь святоша начнет убеждать тебя в обратном или захочет пристыдить тебя, просто прогони его. Он глуп и ничего не смыслит в жизни. Бог даровал нам это наслаждение, самое сильное из всех, которые я знаю.
Охватившее ее возбуждение Арлетт вряд ли назвала бы наслаждением, скорее это была пытка.
