Застекленная створчатая дверь позади этих комнат вела в столовую; Гамаш решил, что это, без сомнения, та самая комната, которую рекомендовал ему Бен Хедли.
— Я могу вам помочь? — обратилась к нему на прекрасном французском крупная молодая женщина с нездоровым цветом лица.
— Да. Я бы хотел переговорить с владельцем. Оливье Брюле, если не ошибаюсь.
— Почему бы вам не присесть, пока я позову его? Чашечку кофе, пока будете ждать?
В лесу было сыро и холодно, и мысль о кофе с молоком у такого чудесного огня была слишком соблазнительной, чтобы отказаться. И еще, может быть, одна или две лакричные трубочки. Ожидая месье Брюле и свой кофе, он пытался понять, что в этом уютном бистро показалось ему необычным и неожиданным. Какая-то мысль застряла в подсознании и не давала ему покоя.
— Прошу прощения, что вынуждена потревожить вас, — прозвучал у него над ухом хриплый гортанный голос. Он поднял голову и увидел пожилую женщину с коротко подстриженными седыми волосами, тяжело опиравшуюся на тросточку. Поднявшись, чтобы приветствовать ее, он обратил внимание на то, что она оказалась выше, чем он ожидал. Даже ссутулившись, она была с ним почти одного роста, и у него сложилось впечатление, что она совсем не такая немощная, какой кажется.
Арман Гамаш слегка поклонился и указал на свободный стул за своим маленьким столиком. Женщина заколебалась, но наконец соизволила сесть.
— Меня зовут Руфь Зардо. — Она произносила слова медленно и громко, словно разговаривала с глухим. — Это правда? Джейн действительно мертва?
— Да, мадам Зардо. Мне очень жаль.
Глухой удар, такой сильный и неожиданный, что Гамаш вздрогнул, потряс бистро. Он обратил внимание, что никто из остальных посетителей даже не пошевелился. Ему потребовалось какое-то мгновение, чтобы сообразить, что виновницей шума стала Руфь Зардо, которая ударила своей тростью по полу с ловкостью первобытного охотника, орудующего дубиной. Прежде он никогда не видел ничего подобного. Ему, естественно, доводилось быть свидетелем того, как люди с тросточкой в руках приподнимают ее и раздраженно стучат кончиком по полу в надежде привлечь внимание, и обычно это срабатывало. Но Руфь Зардо быстрым и явно отработанным движением перехватила свою тросточку за прямой конец, воздела ее над головой и изогнутой рукояткой изо всех сил ударила по полу.
— Что вы делаете здесь, пока Джейн лежит мертвая в лесу? Какой вы после этого полицейский? Кто убил Джейн?
В бистро на мгновение воцарилась мертвая тишина, но мало-помалу разговоры возобновились. Арман Гамаш спокойно выдержал ее надменный, властный взгляд и медленно перегнулся через стол, убедившись, что только она одна сможет услышать его слова. Руфь, очевидно, полагая, что сейчас он шепотом сообщит имя человека, который убил ее подругу, тоже подалась вперед.
— Руфь Зардо, моя работа в том и заключается, чтобы найти человека, который убил вашу подругу. И я найду его. И сделаю это таким образом, какой считаю наиболее подходящим для данной цели. Я не позволю, чтобы меня оскорбляли или проявляли ко мне неуважение. Это мое расследование. Если вы хотите что-либо сообщить или спросить, милости прошу. Но больше не смейте размахивать тростью в моем присутствии. И никогда больше не разговаривайте со мной таким тоном.
— Действительно, как я посмела вести себя так! Да, у этого офицера нелегкая работа, и он явно трудится в поте лица. — И Руфь, и ее голос поднялись одновременно. — Ну, что же, не смею более отвлекать лучшего сотрудника, какого только может предложить Служба общественной безопасности.
У Гамаша мелькнула мысль: неужели Руфь Зардо искренне верит, что ее сарказм принесет свои плоды? Ему также стало интересно, с чего это вдруг она решила вести себя с ним подобным образом.
— Миссис Зардо, могу ли я предложить вам что-нибудь? — спросила молодая официантка так, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Или, быть может, она всего лишь решила прийти на помощь полицейскому и сгладить неловкость.
— Скотч, пожалуйста, Мари, — попросила Руфь. Из нее как будто выпустили воздух, и она в изнеможении откинулась на спинку стула. — Мне очень жаль. Прошу меня извинить.
Гамашу показалось, что она из тех, кому не впервой приносить извинения.
— Полагаю, в моем недостойном поведении повинна гибель Джейн, но, пожалуй, у вас еще будет возможность убедиться, что я такая всегда. Или почти всегда. К сожалению, я так и не научилась искусству выбирать, когда и с кем вступать в схватку. Странным образом жизнь представляется мне одним сплошным сражением.
— Получается, мне следует ожидать дальнейших выходок в том же духе?
— Без сомнения. Но в окопах вы будете не одиноки. И я обещаю больше не размахивать тростью. По крайней мере, в вашем присутствии.
Арман Гамаш откинулся на спинку стула, и в этот момент прибыли скотч и его cafe au lait и сладости. Он принял их и с достоинством обратился к Руфи:
— Трубочку, мадам?
Руфь взяла самую большую из них и моментально откусила кончик у красной конфеты.
— Как это случилось? — спросила она.
— Похоже на несчастный случай во время охоты. Но не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог желать смерти вашей подруге?
Руфь рассказала Гамашу о мальчишках, швырявшихся навозом. Когда она закончила, Гамаш спросил:
— Как по-вашему, для чего подросткам было убивать ее? Я согласен с вами, их поступок достоин осуждения, но ведь она уже выкрикнула их имена вслух, так что убийство не имело никакого смысла. Какой в этом толк?
— Месть? — высказала предположение Руфь. — В этом возрасте унижение может показаться смертельным оскорблением. Разумеется, они намеревались унизить Оливье и Габри, но вышло так, что они поменялись ролями. А задирам не очень-то нравится получать сдачу той же монетой.
Гамаш кивнул. Это было вполне возможно. Впрочем, если только вы не психопат, месть должна была принять другую форму, отличную от хладнокровного убийства.
— Как давно вы были знакомы с миссис Нил?
— Мисс. Она никогда не была замужем, — поправила его Руфь. — Хотя однажды это чуть было не случилось. Как же его звали? — Она задумалась, перебирая поблекшие страницы своей памяти. — Энди. Энди Сельчук. Нет. Зель… Зель… Зелински. Андреас Зелински. Это было давным-давно. Лет пятьдесят тому назад, может, даже больше. Не имеет значения.
— Пожалуйста, расскажите мне об этом, — попросил Гамаш.
Руфь согласно кивнула головой и рассеянно помешала скотч лакричной трубочкой.
— Энди Зелински был лесорубом. На этих холмах уже которую сотню лет валят лес. Впрочем, большинство вырубок уже закрылись. Энди работал в Монт-Эко на лесозаготовительном предприятии Томпсон. Эти работяги никогда не отличались кротким нравом. Они работали семь дней в неделю на холмах, спали на голой земле, терпели бури и ураганы, в сезон спасались от медведей, а мошкара, должна быть, буквально сводила их с ума. Они мазались медвежьим жиром, чтобы отпугивать клопов и прочую кровососущую нечисть. Они больше боялись мошкары, чем барибалов[25]. Иногда на уик-энды они выходили из леса, похожие на живые отбросы.
