— Я? — Оуэн даже рассмеялся. — В полном порядке. У нас тут все более-менее по-прежнему… Кажется, сто лет прошло с тех пор, как ты уехал.
И оба примолкли на мгновение.
Стоя вот так, у телефона, Оуэн ощутил внезапный приступ тоски. Он вновь увидел Бена таким, каким он ему запомнился, — высокий, стройный, шагает на полшага впереди по мосту Баттерси, руки в карманах. Оуэн подумал о тех мужчинах, что ходят, держась за руки, по Сохо и Пиккадилли. Летом, в такое вот июньское воскресенье, можно встретить тысячи парочек. Он хотел объяснить Бену, что он испытывал, проходя мимо державшихся за руки мужчин, почему не сумел преодолеть в себе страх.
— Все в той же фирме?
— Да, — сказал он. — Все там же.
А еще хотел рассказать, как испугался, когда умирал, сходил на нет его старый друг Сол, как страх перед болезнью лишил его мужества. С Беном он чувствовал себя в безопасности.
— А у тебя как дела?
Он слушал, пока Бен описывал свою жизнь: ведет колонку в газете, дети пошли в школу; спокойный, чуточку утомленный голос — отец семейства. Что думает о них Бен, какими они ему запомнились? Может быть, Хилари и Оуэн Симпсон превратились в дальних знакомых из той эпохи — век тому назад, когда Бен работал за рубежом? В самом ли деле Бен вернулся за ответом или просто выдался свободный вечерок и он решил из чистого любопытства глянуть, что с ними сталось?
Какая разница? Так или иначе, вечер разоблачений не настал. Он в безопасности.
— Может, ты еще приедешь? — спросил Оуэн. Разговор явно исчерпался, и паника вновь охватила его.
— Непременно. Кстати, насчет этого я хотел посоветоваться. Мы с Джуди подумывали свозить в ваши края детей, например, будущим летом, и я вспомнил про тот домик, который вы арендовали на севере. С кем связаться, чтобы снять себе там жилье?
— Коттедж? Конечно, можно устроить.
— Было бы здорово. Я постараюсь позвонить, когда наши планы прояснятся.
— А Джуди как? Здорова?
— Вполне. Я столько ей про вас рассказывал, мечтает когда-нибудь познакомиться.
— Это будет замечательно, — сказал Оуэн, но тоска уже не отпускала его.
— Бен?
— Да?
— Кто это? — спросила Хилари, выходя в коридор и на ходу вытирая руки посудным полотенцем. Красный амулет, принадлежавший некогда матери, висел у нее на шее, опускаясь в вырез льняного платья.
— Бен, — одними губами ответил он. Лицо Хилари застыло.
— Вот и Хилари, — бодро сообщил он в телефон. — Скажи ей что-нибудь. — И он протянул сестре трубку.
— Не сможет приехать.
— Да неужели? — переспросила Хилари, глядя сквозь брата. Она взяла трубку. Оуэн побрел в столовую, остановился возле буфета и услышал за спиной голос сестры:
— Нет, что за глупости. Все в порядке.
— Прекрасный вечер, не правда ли? -произнесла миссис Гилз, когда он вышел на террасу. Стало легче дышать, солнце опускалось за деревья. На горизонте появились тучи, похожие на дальние горы.
— Да, — ответил Оуэн, вспоминая вечерний вид на озеро из сада у коттеджа и как они следили за постепенным убыванием дней, отмечая, за каким холмом исчезает нынче солнце.
Миссис Гилз поднялась со скамьи.
— Пора мне.
Он проводил ее вдоль стены дома и за калитку. Фонари уже горели, хотя еще не угас дневной свет. На одном из соседних участков хозяйка поливала газон.
— Спасибо за чай.
— Не за что, — сказал он.
— Надеюсь, вы не получили дурных известий.
— Нет, что вы! — ответил он. — Друг позвонил.
— Ну и хорошо. — Миссис Гилз приостановилась возле невысокой кирпичной стены, разделявшей их владения.
— Вот что я хотела сказать, Оуэн. В моей гостиной, в углу, в столе, в верхнем ящике. Туда я положила письмо. Вы меня понимаете. Хочется быть уверенной, что кто-то знает, где искать. Волноваться не о чем, разумеется, никаких трагедий, но в случае… вы понимаете?
Он кивнул, и она снова улыбнулась, хотя глаза ее наполнились влагой. Оуэн проследил, как маленькая фигурка повернулась, прошла через калитку, вверх по ступенькам, и скрылась в своем доме.
Он еще немного постоял на дорожке, глядя оттуда на общинный выгон, где расширялась лужайка и столбики ворот белели на футбольном поле под деревьями. Игровую площадку пересекали длинные тени от их дома и соседних. Оуэн наблюдал, как тень лениво тянется к каштанам, как сгущающийся сумрак карабкается вверх по стволу — и вот уже накрыл листья нижних ветвей.
Вернувшись, он застал Хилари в кухне. Она так и сидела неподвижно, сложив руки на коленях, оцепенело глядя в сад. Оуэн прислонился к буфету, несколько минут они молчали. Потом сестра поднялась, обошла его, будто не заметив, открыла духовку. — Так, — сказала она. — Готово. Они ели в столовой — на серебре и хрустале, при угасающем вечернем свете. В вазе в центре стола стояли розы, красные и белые. Раз уж сервиз достали, Хилари выложила курицу в винном соусе на родительский фарфор, но свечи в серебряных подсвечниках так и не зажгла.
— Он еще приедет, — сказал Оуэн. Хилари кивнула. Обед закончился в молчании. К клубнике на отполированном подносе почти не притронулись.
— Я уберу, — вызвался Оуэн, когда блюда были составлены на столик. Выдавив зеленую моющую жидкость на противень, он начал наливать в него воду.
— Налить тебе бренди? — предложил он, оглядываясь через плечо, но сестра уже вышла из комнаты.
Он сполоснул все тарелки и миски и аккуратно распределил их в посудомоечной машине. Начисто вымыл бокалы под струей теплой воды и оставил сохнуть на подставке. Наконец завернул кран, и в кухне наступила тишина.
Отмерив себе порцию скотча, Оуэн уселся возле стола. Дверь, выходившая в сад, так и осталась открытой, в сумраке Оуэн различал кусты азалии и заросли рододендрона. Через дорогу от дома, где они жили в детстве, располагалась усадьба с ухоженными цветниками, главное здание окружал ров. Хозяйка, старая миссис Монтагю, пускала детей поиграть на холмистых лужайках и в лабиринте фигурно подстриженных деревьев. Летом они долгие часы проводили там, гонялись друг за другом по берегам рва, «удили» рыбу, привязав к прутику веревку. В прятках всегда победителем 'выходил Оуэн, потому что неплотно зажмуривался и видел, куда побежала сестра. Он до сих пор помнил непонятное ему самому разочарование, даже гнев, когда, проследовав до облюбованного ею убежища, он хлопал Хилари по голове. И сейчас ему представлялся этот сад, нераспустившиеся бутоны, впивающие прохладный вечерний воздух, ветви деревьев, что восстанавливают силы в темноте.
Из передней комнаты послышался негромкий звук — толи стон, толи судорожный вздох. Хилари плакала.
