— Я не выйду за тебя замуж, Клейтон Уинстон. Никогда.
— Ты плачешь? — Он осторожно повернул Дайану лицом к себе, и его сердце защемило от боли и нежности. — Но почему? Что я сделал не так, любимая?
Дайана вырвалась из его рук и разрыдалась.
— Не смей называть меня любимой! Неужели после того, как из-за тебя погиб мой отец, ты всерьез рассчитываешь, что я соглашусь стать твоей женой?
— Дьявол! — выругался Клейтон. — Меня что, будут обвинять в этом до скончания дней? В гибели Патрика не виноват никто, кроме его самого. И ты прекрасно это знаешь.
— Я знаю только то, что ты мог спасти моего отца, но почему-то не захотел сделать этого.
Клейтон в отчаянии махнул рукой.
— Ладно, можешь думать все, что тебе заблагорассудится. Но ведь не станешь же ты отрицать, что до сих пор любишь меня!
Какая самоуверенность! Слезы на щеках Дайаны мгновенно высохли, уступив место румянцу гнева.
— С чего ты взял подобную глупость? Признаюсь, когда-то я любила тебя… или думала, что люблю. Но с тех пор прошло столько времени, что вспоминать об этом не имеет смысла. Да и можно ли воспринимать чувства двадцатилетней девочки всерьез?
Клейтон не знал, стоит ли верить своим ушам. Неужели Дайана, его дорогая, горячо любимая, милая, обожаемая Дайана способна с таким цинизмом рассуждать о том, что составляло для него смысл жизни?
— А как же наша сегодняшняя ночь? — ухватился он за последнюю соломинку.
— Естественная реакция организма на чрезмерные стрессовые нагрузки, — безжалостно ответила Дайана. — В экстремальных ситуациях чувственность всегда обостряется. Я читала об этом в газетах.
Клейтон взял Дайану за подбородок, тем самым заставив смотреть ему прямо в глаза.
— И теперь ты тоже скажешь, что ничего не испытываешь по отношению ко мне? Не отводи глаз, — потребовал он. — Так ты действительно не любишь меня? Все, что когда-то связывало нас, теперь для тебя ничто?
Я люблю тебя, бешено стучало сердце Дайаны. Родной, милый, единственный мой! Никто и никогда не будет мне дорог так, как ты. Минувшей ночью я совершила ошибку, позволив страсти вырваться наружу. И я отнюдь не жалею об этом, о нет! Это была самая прекрасная, самая чудесная ошибка в моей жизни!
Но то, что разделило нас пять лет назад, по-прежнему является непреодолимой преградой. Я исполню дочерний долг, даже если ради этого потребуется отказаться от собственного счастья. Увы, далеко не всегда мы имеем право следовать зову сердца.
Поэтому, призвав на помощь все свое самообладание, Дайана мужественно выдержала взгляд серых глаз и твердо произнесла:
— Я не люблю тебя, Клейтон Уинстон. — Прости меня, любимый! — кричало в это мгновение ее истерзанное сердце. — Все, что произошло между нами сегодняшней ночью, — ошибка.
Лицо Клейтона превратилось в непроницаемую маску.
— Что ж, отлично. Я рад, что мы наконец поговорили начистоту. Пожалуй, — он через силу усмехнулся, — за это стоит сказать спасибо нашим матерям.
Отойдя в сторону, он сел на камень. Постояв некоторое время, Дайана неловко приблизилась к Клейтону и робко произнесла:
— Мне пора. Сам понимаешь, куча дел… Надо успокоить своих, а еще распорядиться насчет последствий грозы…
Прервав ее беспорядочные объяснения, Клейтон отрывисто бросил:
— Я провожу тебя!
— Не стоит. Мне и самой прекрасно известна дорога. Кроме того, тебя ждут на ранчо, и…
— Я провожу, — упрямо повторил Клейтон, прерывая Дайану нетерпеливым взмахом руки.
Не осмеливаясь больше перечить, она кивнула.
Кое-как приведя себя в порядок, Клейтон и Дайана уселись на лошадей и тронулись в путь. Поскольку кратчайшую дорогу к дому молодой женщины преграждала разлившаяся река, ехать им пришлось довольно долго. И за все это время никто из них не проронил ни слова.
Наконец, проводив Дайану почти до порога, Клейтон сухо попрощался с ней и, не оглядываясь, поехал прочь.
— Прощай, любовь моя, — прошептала она, когда молодой человек удалился на достаточное расстояние. — Я всегда буду тебя помнить.
6
— Дайана должна вернуться примерно через час.
Произнеся это, Вивиан открыла духовку, и по кухне поплыл божественный аромат.
Ребекка с наслаждением принюхалась.
— Твое печенье просто чудо! Пальчики оближешь! — похвалила она кулинарные способности подруги. — Так, значит, в нашем распоряжении примерно шестьдесят минут?
— Думаю, этого хватит, чтобы попить кофе, а заодно и обсудить результаты нашего последнего предприятия.
Выложив печенье на тарелку и наполнив чашки, Вивиан пригласила подругу за стол.
— Мне так жаль, что из-за нас ребята едва не погибли, — произнесла Ребекка, отхлебывая горячий напиток. — Кто бы знал, что разразится такая ужасная гроза…
Вивиан ободряюще потрепала ее по плечу.
— Как говорится, что Бог ни делает, все к лучшему. Зато наши дети провели вместе весь вечер и целую ночь.
— Интересно было бы выяснить, чем они занимались все это время?
Миссис Глэдстон хитро подмигнула.
— А ты как думаешь, чем могут заниматься влюбленные друг в друга мужчина и женщина, так долго оставаясь наедине?
Ребекка изумленно вскинула брови.
— Вивиан! Как ты можешь?
— А что в этом такого? — недоуменно пожала плечами та.
— Я лишь имела в виду, договорились ли они между собой о чем-нибудь или нет. Не знаю, как Дайана, а мой сын не проронил ни слова с тех пор, как вернулся домой.
— Моя дочь тоже ведет себя довольно странно. Впрочем, мы сделали все, что могли.
Ребекка кивнула в знак согласия.
— И даже больше. Полагаю, дальнейшее следует предоставить судьбе.
— Совершенно верно. Наша миссия завершена.
Неожиданный скрип двери заставил обеих женщин вздрогнуть. На пороге кухни стояла Дайана.
— Что это за миссия?
При ее внезапном появлении Вивиан и Ребекка смущенно замолчали. По их растерянным лицам Дайана догадалась, что являлась предметом обсуждения. Надо же, ей посчастливилось попасть на очередное собрание членов Клуба Одиноких Сердец!
— Ах, извините, мне следовало сначала постучать, — довольно резко произнесла она. — Как невежливо с моей стороны мешать работе других людей, вторгаясь на их личную территорию! Пожалуй, во избежание дальнейших недоразумений, было бы неплохо вывесить график заседаний вашего клуба кумушек-маразматичек, обожающих совать нос в чужие дела, дабы нормальные люди…
— Попридержи язык, Дайана, — одернула дочь Вивиан. — Ты забываешься!
