Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
— У каждого разное понятие слова «дело», — заявила я. — В семействе потомственных киллеров, наверное, тоже есть такие разговоры типа: «Занялся бы ты делом, сынок, а то недавно один жлоб с зоны откинулся, убрать надо, а ты ерундой занимаешься — на стройку прорабом устроился!»
— Язык как бритва, — сказал Борис Оттобальдович, ничуть не смущаясь подобной отповедью. — Маменька тоже за словом в карман не лезла. К тому же она была зазнайка, каких мало: требовала личную «Чайку».
Это в семьдесят девятом-то году!
Он был под хмельком и потому с явным удовольствием, неторопливо и последовательно, критиковал членов своей семьи, как покойных, так и находящихся в полном здравии. Вероятно, следующим пунктом он пройдется по Леонарду Леонтьевичу.
Я оказалась права.
— Вот, говорят, яблоко от яблони недалеко падает, — заговорил снова Бжезинский. — А как же, позвольте, в таком случае обойтись с неким немцем из деревни, который лет пятьдесят назад приходил к моему родителю с просьбой выделить ему комнату в коммуналке на том основании, что его жена только что родила первенца. И родитель дал. А чего ж не дать? Он был хороший гражданин. А первенец тот рос-рос, рос-рос, и выросло… Что выросло, то выросло! — с ударением на слове «выросло» закончил он.
Леонард Леонтьевич заметил холодно:
— Дорогой тесть, давайте не будем об этом. Ну и что, что мой отец просил у вашего жилье? Так, слава богу, яблоко далеко укатилось от яблони. А вот вы, похоже, все еще не избавились от чекистских и партийных замашек.
— А зачем мне от них избавляться? — откликнулся Бжезинский. — Мне и с ними, поверьте, неплохо живется. По крайней мере, в карточные долги не влезаю по самые уши… — Он помолчал секунду и добавил совсем уж нетактично:
— Аки свинья в лужу.
Эллер вскочил из-за стола и врезал по нему кулаком:
— Что вы себе позволяете?!
— Да я себе в жизни много что позволяю, — отметил Борис Оттобальдович как ни в чем не бывало. — К примеру, покушать и выпить в своем доме с гостями. А вот гостям орать на хозяина воспрещается! — вдруг рявкнул он, вставая вслед за Эллером. — И ты, московская штучка, кажется, немножко об этом забыл!
Повод для скандала был настолько ничтожен, что я подумала: Бжезинский искал любой зацепки, любой искры, чтобы вспыхнуть. Вне всякого сомнения, так оно и было.
Бжезинский явно провоцировал скандал, и Эллер, не менее спесивый, охотно принял вызов. Он ответил следующим «благородным» манером:
— Ты, коммунист хренов, кажется, позабыл, что твоя поганая власть кончилась!
— Да, и началась твоя — власть прохиндеев, воров, проходимцев и нуворишей!
Фильмы он снимает… Ре-жис-сер… Слепил пять поделок да два сериала про бандитов нашлепал, вот и прославился. Деятель…
Эллер налил себе рюмку водки, лихорадочно выпил и, дернув себя за ус, выкрикнул в ответ:
— Давно пора с тобой разобраться! Сам пойду к губернатору, попрошу таких, как ты, вычесать. Коммуняки! Привык, что ему все можно.., оскорбляет заслуженных людей!
Оттого благообразного, величавого мэтра кинематографа, безукоризненно галантного и предупредительного, какого я видела вчера в ресторане «Львиная грива», не осталось и следа. Леонард Леонтьевич метал громы и молнии. Хотя громы и молнии эти казались какими-то неестественными, наигранными. Или он работает на публику?
Едва ли. Не того калибра тут публика, чтобы разыгрывать представление, — Лукин да его толстомясая женушка, тщетно только что умолявшая Эллера о роли в его новом фильме.
Нужно было вмешаться. Я схватила «муженька» за рукав и потянула так, что отскочила и покатилась по полу пуговица от манжеты.
— Лео, ты в своем уме? Немедленно перестаньте! Мужчины… Мужчинами именуются, а лаются, как базарные бабы! И ты тоже прекрати! — рявкнула я на Бориса Оттобальдовича так, что он отобразил на лице… некоторую растерянность, что ли. — Вы что, здесь ругаться сошлись? Да еще при посторонних людях… — Я оглянулась на торчащих в дверях Лидию Ильиничну с приоткрытым ртом и Лукина. Последний дернул свою благоверную за руку, и оба исчезли.
После того как мы остались втроем, мужчины молчали около минуты. Наконец Борис Оттобальдович налил себе вина и, не глядя на меня, проговорил:
— Знаешь, Алина, в тот день, когда ты вышла замуж за достойного господина Эллера, я подумал было, что у тебя нет и никогда не будет ума. Но сегодня оказалось, что я ошибался. Ты умнеешь. А теперь оставьте мой дом! Всего наилучшего, уважаемый! — кивнул он Леонарду Леонтьевичу.
Тот, бледный и всклокоченный, машинально кивнул в ответ, и мы оба оставили квартиру Бориса Оттобальдовича Бжезинского.
Что бы ни говорила об этом последнем моя тетушка Мила, очевидна справедливость изречения: время никому не идет на пользу.
— Кажется, я начинаю понимать, почему вы, Леонард Леонтьевич, опасаетесь вашего тестя даже больше неких неизвестных, которые угрожают вашей жене и даже сожгли, — я подчеркнула голосом этот относительно невинный глагол, — джип вашей супруги.
Мы ехали в лифте.
— Да уж, — буркнул он, — гордый, как… сволочь. Вот с чего он пенится? Ну не нравлюсь я ему… Но я нравлюсь уже столь многим, что могу выбирать, кому нравлюсь, а кому нет.
— Вы, как всегда, чрезвычайно скромны и самокритичны, многоуважаемый Лео-Лео, — скептически сказала я. — Ладно. Сядете в машину, вас там ждет Сергей. Господин Вышедкевич, в смысле.
— А ты что, в самом деле намылилась в салон? Или просто декларировала при Бжезинском?
— Нет. На самом деле. Надо поддерживать имидж. Вас и Сергей превосходно защитит, а за себя-то я всегда смогу постоять.
Так что не волнуйтесь.
— Постараюсь, — сказал он. — Ну, жду звонка. Я поехал на съемки. Это в окрестностях поселка Багаево, в семнадцати километрах от Тарасова. Живописнейшие места, я вам скажу. Одно плохо: снега нет. Ну ничего — синоптики не обещали обильного выпадения осадков, значит, все сбудется с точностью до наоборот. Кстати, вот тебе ключи от машины. Пока ты состоишь на должности моей супруги, будешь ездить на ней. Синяя «Хендэй Соната», стоит на платной стоянке возле городского парка.
— Ясно, — кивнула я.
Эллер наклонился к моему уху и прошептал:
— А со своей ролью ты сегодня справилась великолепно. Знаешь, ты так изображала Алину, что была лучшей Алиной, чем она сама. Старик аж глаза выкатил, когда ты выдала ему свою тираду. Так что самозванкой ты не прослывешь. Зерна упали на подготовленную почву.
«Опять красивые слова», — с тоской подумала я.
На сем Леонард Леонтьевич изволил отбыть. Я же направилась в роскошный косметический салон «Эрика», чуть ли не самый дорогой в городе, находящийся прямо напротив дома Бориса Оттобальдовича.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
